Лабиринты надежд
Шрифт:
– Самые красивые будут сегодня за нашим столом, - интригующе пообещал мистер Гудвин и объяснил: директор приглашает на ужин избранное общество. Вы будете моей дамой.
Лара потеряла из виду Пламена. Пока она танцевала с противным прыщавым чехом, дышавшим в щеку пивным перегаром, фотограф исчез. Наверняка он удалился, чтобы переодеться в костюм "работорговца". Ведь обещал сделать ей сюрприз.
Улизнув с оживленной танцплощадки, Лара свернула в узкую аллею, идущую вдоль пляжа. Ей не хотелось попадаться на глаза знакомым и даже возвращаться за букетом роз, оставленном на сцене. Пламен потряс её цветами - ведь только он мог заранее приобрести эти розы, зная, что Лара
– Высокая госпожа, - произнес вкрадчивый голос с акцентом.
– Мой повелитель приглашает вас.
– Выступив из черной тени ароматных кустов, перед Ларой вырос человек в белом одеянии. Его голова, скрыта покрывалом, была опущена, акцент звучал нарочито-подчеркнуто.
Она засмеялась:
– Вы похищаете меня?
– Не смею. Только прошу: следуйте за мной.
С радостно бьющимся сердцем Лара шла сквозь южную ночь вслед за костюмированным "слугой". Она даже успела порадоваться, что послушалась Снежину, надев её сандалии на плоской подошве. Шпильки не подходят для прогулки по гравию. До чего же забавный розыгрыш устроил Пламен! Из зарослей выступил красивый дом с ярко освещенным подъездом. В прямоугольнике распахнутых дверей стоял он, протягивая ей белую розу. Рванувшись к Пламену, Лара ахнула, узнав человека в восточной одежде.
– Извините, я перепутала. Я шла в другую сторону, - сказала она по-английски, отступая на дорожку.
– Вы не перепутали, прекраснейшая. Я Мухаммед Али-Шах. Вы - моя желанная гостья.
– Где мой друг?
– Все ваши друзья здесь.
– Он жестом предложил ей войти.
– Немного терпения.
Поднявшись по каменной, покрытой ковровой дорожкой лестнице, Лара оказалась в гостиной. Большая комната с мягкой мебелью и камином. Опущенные шторы на стеклянной стене чуть колебал ветер. В полумраке горят свечи в серебряных канделябрах и благоухают цветы. Везде - в многочисленных вазах, стоящих на полу, на столике, на камине - охапки белых роз.
Хозяин сбросил свое одеяние, оказавшись в прекрасном вечернем европейском костюме и бабочке.
– Вот видите, я достаточно европеизированный араб, чтобы уметь уважать обычаи гостей. Белый цвет сегодня для меня - цвет обещания и любви. А все эти цветы - для вас.
– Значит, розы на сцене я получила...
– От меня. И получите их, сколько пожелаете, а также жемчуг и бриллианты. Вам не идет бижутерия.
– Смуглая рука резким движением сорвала с шеи девушки нить чешского жемчуга. Бусинки рассыпались по ковру. Словно загипнотизированная, Лара смотрела на разбегающийся жемчуг. Жемчуг - это слезы.
– Не жалейте о потере, дорогая. У меня есть кое-что взамен. Самоуверенный, иронически улыбающийся человек был похож на Пламена - те же огненные глаза, смоляные кудри, бронзовый отсвет кожи. Ей казалось, что чары рассеются и веселый болгарин вдруг рассмеется, сбросив маску "шейха".
Мухаммед протянул черный футляр, щелкнул замочком - жемчужное ожерелье заиграло матовым отсветом.
– Подарок госпоже моего сердца.
– Вы с ума сошли!
– Гневный румянец залил щеки Лары.
– Что вам угодно?
– Любви. Я видел много девушек в вашей стране, но я выбрал тебя. Ты сама - драгоценность. Эта кожа, похожая на перламутр морских раковин, эти волосы, словно тончайшие золотые нити, и глаза, в которых гневно плещет морская синева...
– Он медленно приближался, подступая вплотную.
– Я сделала другой выбор, мистер нахал!
– Она сошвырнула с подставки на пол оказавшуюся под рукой вазу с цветами. Но не сумела
– Это большая ошибка, - араб крепко обнял её.
– Ты поймешь, как ошибалась. В этой дикой стране нет никого, кто мог бы поспорить со мной в искусстве любви.
– Крепкие, сильные и одновременно гибкие пальцы пробежали по её позвоночнику, губы прильнули к шее...
Еще переполненная ощущениями поцелуев Пламена, Лара закинула голову, теряя волю к сопротивлению. Она пришла в себя от ласк чужих рук, медленно, но властно, срывающих с неё одежду. Лара рванулась, упав на диван, потом на ковер, но так и не высвободилась из могучих объятий. Распалившийся мужчина не собирался отступать. Клочья разорванных кружев валялись среди рассыпанных роз, сопротивление нежной блондинки лишь сильнее разгорячало Мухаммеда.
– Отпусти!
– Закричала она.
– Тебя посадят в тюрьму за насилие!
Мужчина смеялся, тихо, сладострастно. Сжав руки Лары, он целовал её грудь.
– Ты будешь очень довольна, бэби...
– Спасите!
– Что есть духу закричла Лара по английски, вспомнив о слугах араба. Больше ничего она сделать уже не могла.
С оглушительным хлопком распахнулась рама стеклянной стены, сквозняк загасил свечи, некто с воплем "Щид!" отбросил насильника в сторону и, подхватив Лару, потянул её за собой.
– Нет!
– успела пискнуть девушка.
– Ладонь зажала ей рот, а знакомый голос шепнул:
– Бежим скорее! Здесь много слуг.
– Пламен накинул на плечи Лары джинсовую куртку. На его шее болталась камера. Они выскочили через окно на балкон и успели спуститься по стволу дикой яблони вниз, когда в гостиной зажглись люстры и раздались мужские голоса, быстро и возмущенно тараторящие по-арабски.
На диком пляже, залитом лунным светом, было пустынно. Утихшее море ласково играло чешуей лунной дорожки. Пахло водорослями, ночными цветами и юным счастьем.
– Обичам те, - серьезно сказал Пламен.
– Я тоже. Я тоже люблю тебя, - прошептала Лара.
– Я выучу болгарский. Наши дети будут говорить на всех языках сразу.
– А ты - ты станешь самой лучшей женой на свете, моей главной моделью, моей единственной любимой...
У лавок, окружавших теннисный корт, после посиделок распивавших здесь пиво чехов остались бутылки. Стекло звякнуло под ногой Зиновия, он споткнулся, успев заметить скамейку, на которую довольно точно приземлился. Когда на него не смотрели посторонние, он был не так уж нелеп. И не так некрасив. Высокий лоб и крупный нос выглядели значительно в темноте, подсвеченной голубым неоном редких фонарей. За кустами, окаймлявшими спортзону, тихо шумел прибой. Зиновий отряхнул с брючин засохшую глину и протер носовым платком стекла очков, затем уставился на площадку теннисного корта, возле которой сидел. Поле корта превратилось в шахматное, на нем обозначились фигуры, вступившие в сложные взаимоотношения. Они стали миром Зиновия, в котором ему, только ему принадлежали полномочия верховного главнокомандующего. Он не слышал, как на диком пляже колокольчиком рассыпался девичий смех и голос с мягким акцентом шептал и шептал что-то, делая долгие многозначительные паузы...
... Шум карнавала угасал. Опустела танцплощадка, молодежь разбрелась компаниями и парочками продолжать свой праздник до утра.
– Никто не видел Анжелу?
– спохватился уже собравшийся уходить Саша. Сбросив серебряные пиджаки, вся команда "Радуги" влезла в привычные тенниски и джинсы.
– Ее мужик из Обкома кадрил, - сообщил патлатый ударник.
– Когда?
– Я пошел в клуб переодеваться, она уже выходила с сумкой и в своем платье. А этот, как его, Паламарчук у двери поджидал.