Лаборатория
Шрифт:
Тут, собственно, ему в голову и пришла строчка, которую он записал в тетради по линейной алгебре, открыв ее с обратной стороны. Тетрадь была толстая, и Евгений записывал в ней лекции уже второй семестр подряд. Учебный год подходил к концу и тетрадь тоже заканчивалась. Все эти матрицы и линейные отображения не вызывали в душе у Евгения никакого отклика, поскольку пользы от них он не видел, но старался учиться хорошо просто потому, что так привык.
Теперь нужно было закончить стих, а для этого нужна была рифма к слову "химия". После пары минут раздумий пришло слово "линия", а потом "синяя" и даже неожиданно "пни
Любовь - всего лишь химия,
Твой запах помню я,
Давай скорее пни меня,
Дурь выбей из меня!
Ну что же, получилось весело и местами даже оригинально. Но душа Евгения требовала романтики. Лирической романтики. Поэтому было решено взять другую рифму.
Любовь - всего лишь химия,
Я помню запах твой,
В метро на красной линии
Я сел в вагон с тобой.
Получилось одновременно лирично и реалистично. Лирический реализм. Главное, не произносить "лирический реализм" вслух, а то можно сломать язык. Оставалось попробовать со словом "синяя". Промучившись минут пятнадцать, Евгений понял, что лучше предыдущего уже не получится:
Любовь - всего лишь химия,
Твой запах помню я,
Глаза, как небо, синие,
И больше ничего.
Пасхальная история
Гитарист Сережа возвращался с репетиции. Он был высок, костляв, носил длинные волосы, косуху и гитару в потертом чехле. Было поздно и темно, под ногами брызгали лужи и иногда чавкала грязь. Сережа шел короткой дорогой через дворы в общагу. Все гопники в это время обычно уже спали, а если кто не спал, то шлялся по центральной улице и в грязные дворы не совался. Так что путь был хотя и грязным, но безопасным. Главное было - смотреть под ноги, что Сережа и делал.
Завернув за угол дома, он вышел на относительно сухую тропинку, проходящую между кустами сирени. Он не обращал особого внимания на пьяное чертыханье, раздававшееся оттуда, но вдруг кусты затрещали, и перед ним на тропинку вышел, пошатываясь, мужик.
– Слышь, закурить не найдется?
– спросил мужик пьяным голосом.
– Нет, - сказал Сережа и попытался обогнуть мужика.
Мужик схватил его за рукав.
– Да погоди, ты куда?
– начал было мужик.
– Домой, - сказал Сережа, освободил руку и пошел дальше.
– Сережа!
– крикнул мужик ему вслед.
– Ты чо такой дерзкий! У тебя так ни хрена тэппинг не получится! И вообще, научись сначала арпеджио играть!
– Чо?
– сказал Сережа, от удивления остановившись.
– Чо слышал!
– сказал мужик.
– Мужик, ты кто такой вообще?
– спросил Сережа.
– Вот так ну-ты!
– сказал мужик.
– Чо, своих не узнаешь?
– Николай Иваныч?
– неуверенно спросил Сережа.
– А, признал-таки, гитарист хренов! Не зря я, выходит с тобой, дурнем, целых полгода занимался. Так ты, подлец, арпеджио и не освоил. Когда ж ты за ум-то возьмешься? Ведь невозможно же слушать, как ты лабаешь. Ты мне вот что скажи, ты почему сегодня на первой песне соло залажал? И ладно бы, просто залажал, а то так залажал, так залажал, ну просто невозможно!
– А вы откуда знаете?
– спросил Сережа.
– Вас же там не было!
–
– хмыкнул Николай Иваныч.
– Ты мне вот что еще скажи, Сережа, - тут голос его стал вкрадчивым и тихим, - за каким таким бесом ты с Димкой постоянно тявкаешься? Он, конечно, не Роджер Гловер, но для наших мест басист очень даже! И арпеджио, между прочим, освоил!
– Да что вы ко мне пристали, Николай Иваныч! Я уж к вам, слава богу, больше года не хожу! А вы все со своим арпеджио. Освоил я арпеджио, между прочим, и еще как! А Димка если б чаще на репы ходил, может и был бы из него толк!
– Ну ладно, ладно, ты не горячись, - сказал Николай Иваныч примирительно.
– Дай мне лучше полтишок на опохмел на завтра.
– Ха-ха, вот с этого и надо было начинать! Держите, Николай Иваныч.
– Вот спасибо, удружил, Сергей Сергеич! Не зря я тебя воспитывал все-таки. Привил тебе любовь к ближнему. Ну, прощевай, приятно было увидеться.
– И вам счастливо!
Николай Иваныч неровно зашагал по тропинке в другую сторону. Сережа тоже двинул к себе в общагу.
Конечно, Николай Иваныч был так себе преподаватель. Мало того, что постоянно поддавал в смысле алкоголя, так еще и наподдать мог по затылку, если что вдруг не по его. Ну, не сильно, а так, вроде шутки, но обидно все равно. Нотный материал у него был вообще полный отстой, а баррэ Сережа научился брать скорее не благодаря учителю, а вопреки ему. И откуда он узнал про сегодняшнюю репетицию? Возможно, Димка рассказал, только когда успел? Странно все это.
На следующий день в институте, придя, как обычно, к третьей паре, Сережа встретил Димку и рассказал ему, что вчера вечером видел Николая Иваныча и дал ему полтишок. А также поинтересовался, откуда Иваныч мог узнать про их с Димкой взаимоотношения. Ну как поинтересовался. Двинул Димке в бок слегка и спросил:
– Ты чо это ему, нажаловался на меня, что ли?
Димка как-то странно посмотрел на Сережу и сказал:
– Кому - ему?
– Ну, Николаю Иванычу! Преподу по гитаре! Ты ж к нему тоже ходил, должен помнить же.
– Ты чо, Серый? Николай Иваныч еще по зиме того... кони двинул. Ты его спутал, что ли, с кем?
– Как это кони двинул?
– опешил Сережа.
– Я ж ему вчера полтинник дал.
– Как, как... поехал на рыбалку с мужиками и утоп. Под лед провалился. Так и не нашли, между прочим.
– А ты откуда знаешь?
– В музыкальный кружок под новый год заходил, хотел поздравить, вот мне там и сказали.
– Охренеть, - сказал Сережа.
– Ну я ж не пил вчера. Почти. Бутылку пива и все. Не могло же мне это померещиться. И полтинника нет.
– Не знаю, кому ты свой полтинник отдал, короче. Но Иваныч как бы уже не с нами. Может просто мужик похожий был?
– Да нет, это он, точно он! И про арпеджио мне бубнил, подлец. Как же так, не может же такого быть! А ты мне точно не врешь?
– Чо мне врать-то, не первое апреля. Спроси в кружке музыкальном, если мне не веришь.
После лекций Сережа пошел в музкружок. Он располагался на первом этаже в жилом доме рядом с общагой. Такое удобное соседство и побудило Диму и Сережу два года назад записаться туда на гитару, благо их родители не отказались прислать денег для этой цели. Сережа бросил заниматься через полгода, а Дима оказался настойчивее и ходил целый год.