Лабутены для Золушки
Шрифт:
И уже по-французски, сказал, повышая голос:
– Дамы и господа, смею вас уверить, что наши отношения… которые вас, мадемуазель, так интересовали, – он нашел взглядом молодую журналистку с ярко-рыжими волосами, – складываются самым замечательным образом и пребывают в самой прекрасной стадии.
И снова наклонился к Кире.
– Вернусь через часок-другой. Мне нужно подписать кое-какие бумаги в банке.
Он направился по улице в сторону порта, и фотокамеры защелкали ему вслед.
– Я буду на пляже, наверное, – бросила она уходящему Андрею, и тот, обернувшись, улыбнулся.
– Попробую
Следом за ним увязались было несколько журналистов, но Андрей бросил им на ходу, что отвечать на вопросы не будет, и ускорил шаг.
«Роллс-Ройс» тем временем тронулся и, обогнув отель, въехал во внутренний двор.
– Главное, что я хочу сказать: это господин Войтов спас меня и мальчика, – повторила Кира для верности и, вспомнив напутствие Андрея – уходить, как только возникнет первая пауза, сказала: – А теперь простите, я хотела бы вернуться в номер!
Затворы камер отщелкали еще раз – теперь вслед уходящей Кире. Пройдя через холл, она дошла до лифта и нажала кнопку вызова. Зайти в номер, надеть купальник и сразу же отправиться к морю… Но в ясные планы уже вмешалась внешняя сила, сила случая, имевшая, похоже, немало преимуществ на том игровом поле, на котором, помимо своей воли, очутилась Кира.
– Извините, мадемуазель, – раздался почтительный голос сзади. – С вами хотела бы встретиться мадам Войтова.
Интонация, мимика, вся фигура управляющего добавляли к содержанию этой фразы столько оттенков смысла, что Кире потребовалось несколько долгих секунд, чтобы все их уловить. «Сама госпожа Войтова – вы ведь знаете, о ком я говорю – хочет с вами увидеться», – говорили его слегка приподнятые – очевидно, для обозначения важности сказанного – брови. «Это и для меня неожиданность», – добавляли его удивленно расширенные серые глаза. «Это включает вас в узкий круг избранных, в котором и я отчасти состою», – намекала довольно близкая дистанция, на которую он подошел, дабы сообщить известие. «Вы ведь понимаете, что от такого предложения никак нельзя отказываться?» – резюмировали его чуть развернутые в сторону плечи – будто он заранее уступал Кире проход, ожидая, что она сейчас же бросится к мадам Войтовой, на бегу уточнив направление.
Первое, что мелькнуло в голове у Киры, кода она осознала сказанное: «Андрей ушел, только чтобы с ней не видеться». Воображение девушки тут же нарисовало нечто среднее между Пиковой дамой и крестной мамой русской мафии на Лазурном Берегу. «Что ей надо от меня?» Чувство обиды на Андрея – бросил одну на растерзание своей мамаши – скользнуло неприятной тенью.
Но управляющий держался уверенно, и выглядел очень значительно. Да и место солидное. Не похитят же ее, в конце-то концов – вот так, из дорогого отеля, средь бела дня!
«Вот так закрутился отпуск!» – подумала Кира.
– Прошу, – управляющий жестом указал направление – в глубину холла, мимо ресепшен. – Она ждет вас в ресторане.
И добавил тоном почти интимным:
– Ее зовут Элеонора Леонидовна.
В лучших традициях романов девятнадцатого века мадам Войтова ждала Киру в отдельном кабинете. Небольшое уютное помещение было оформлено под барокко: голубые с золотом стены, пышные завитки затейливых
– Здравствуйте, мадемуазель, – сказала мадам Войтова с приветливой полуулыбкой, развернувшись на звук шагов и эффектно продемонстрировав прямую осанку и элегантность движений. – Весьма признательна, что приняли мое приглашение.
Кира подумала, что и картину она разглядывала именно для этого, чтобы эффектно развернуться.
– Добрый день, Элеонора Леонидовна, – ответила Кира сдержанно.
– О! Прошу вас, называйте меня Элина. Уверена, мы можем подружиться. Вы ведь уже подружились с моим сыном?
Она состроила шутливую гримаску, в которой одновременно содержалось и приглашение не церемониться, и выражение симпатии. Но Кира невольно вспыхнула и смущенно закусила губу. Да и демонстрируемое дружелюбие было похоже на маску: глаза, смотревшие на Киру из-под искусственных, неестественно пышных для возраста мадам Войтовой ресниц, поблескивали холодно, как чуткие зоркие сканеры.
– Прошу вас, Кира, простите мне мою излишнюю прямоту…
Элеонора Леонидовна понизила голос, насытив его интимными шелковистыми нотками.
– Издержки возраста, знаете ли. Да и многое, многое здесь по-другому. Люди обходятся без экивоков, отучились ходить вокруг да около. Очень, кстати, удобно.
Она жестом пригласила Киру сесть, предлагая тем самым перейти к сути, и неторопливо устроилась сама по другую сторону массивного с неровными округлыми краями стола. Кира послушно уселась в огромное пухлое кресло с изогнутой по краям спинкой – точнее, погрузилась в него, как миниатюрная драгоценность в чересчур просторную коробочку.
Под энергичной сухой ладошкой стоявший на столе механический звонок самого что ни на есть классического вида – блестящий купол с кнопкой – издал оглушительную заливистую трель. Из-за тяжелой портьеры в цвет голубых стен показался пожилой седовласый официант, которого Кира, столкнись она с ним в холле, вполне могла бы принять за приезжего герцога.
– Доброго вечера, дамы.
Официант выложил перед каждой меню и собрался уходить, но Элеонора Леонидовна остановила его еле заметным жестом – слегка приподнятыми пальцами руки, лежащей на столе.
– Мне, пожалуйста, салат «нисуаз» с тунцом, Симон, – сказал она. – Добавьте каперсы и анчоусы. И бокал шабли. Без особых изысков, одиннадцатого года.
Поглядывая на меню, Кира чувствовала, как ее сковывает неловкость. Сейчас она погрязнет во всех этих незнакомых блюдах, среди которых наверняка есть заведомо неприемлемые – вроде, скажем, лягушек. А расспрашивать не хотелось, чтобы не выглядеть деревенщиной. Она не придумала ничего лучше, как попросить кофе и смузи.
– Может, пирожных? – учтиво переспросил седовласый официант. – Какие пирожные предпочитает мадемуазель? С молочным кремом, с шоколадом, с фруктами, с карамелью? У нас пятнадцать видов и все очень вкусные.