Лачуга должника
Шрифт:
– Ну, я-то везучий!
– отпарировал Павел.- Вот мой друг подтвердит.
– Цена твоему другу - тухлое яичко в день большого яйцесбора! Это по его вине я сегодня в баргоботр (воскресенье) не отдыхаю в своей пещере, а таскаюсь по поселку в надежде заработать пропитание для себя и своей матери, чтобы не быть без пищи, когда улетит последний гусь!
Она надменно прошла мимо нас.
Вторым встречным оказался молодой островитянин. Но это уже не имело значения. Судьбу моего друга решила Колланча. А точнее - судьбу его решил я. Ведь появление иномирянки было следствием моего вчерашнего
35. СМЕРТЬ БЕЛОБРЫСОВА
Я вернулся в пещеру Кулчемга и вскоре был приглашен к столу. Уже утром этого дня меня удивила скудость завтрака, а теперь я убедился, что и обед куда скромнее предыдущих: небольшая мисочка с желтоватой похлебкой и тонкий пласт яичницы. Разумеется, я не подал вида, что заметил это, но хозяин сам счел нужным объяснить мне причину уменьшения рациона.
– Не удивляйся, исцеленный, скромности нашего стола. Улетают последние гуси, а у нас начинается время малой еды; продлится оно до возвращения гусей.
– Но не бойся, с голоду мы не умрем,- вмешалась жена лекаря.- Кое-какие запасы у нас есть!
– Позвольте помочь вам!
– воскликнул я.- Наш ящик с пищеприпасами еще не пуст, он находится в жилище Барсика. Я сейчас принесу…
– Не оскорбляй нас, южанец!
– строго произнес Кулчемг.- Ты - наш гость! В обычае островитян делиться с гостями яичницей и пещерой и ничего не брать взамен. В давние времена, когда в океане было полно кораблей, некоторые из них терпели аварии из-за штормов возле нашего полуострова, и моряки становились нашими гостями,- и ни разу никто из полуостровитян не нарушил гостеприимства!.. Ты думаешь, зря светится по ночам наш маяк?! Пусть никто теперь не видит его огня с океана - но мы видим его с суши, и он напоминает нам, что каждый из нас должен быть готов помочь тому, кто не имеет пищи и крова!
– Омыт вашим доброжелательством!
– произнес я местную благодарственную формулу.- Когда я вернусь…
– Бог Глубин! Тебе рано возвращаться на материк, южанец?
– встрепенулась жена целителя.- Когда ты отдохнешь и окрепнешь, мы поможем тебе выдолбить пещерку на двоих. Ты еще не стар, а каждому гусю нужна своя гусыня. Позже, когда начнется переселение на материк, ты можешь с ней перекочевать на твой родной юг.
– Мы подыщем тебе супругу, исцеленный!
– присоединился Кулчемг.- И не какую-то там Колланчу, которая по древнему жреческому закону не имеет права выйти замуж и обязана зарабатывать себе пропитание, доставляя желающим ночную радость,- нет, мы подберем тебе скромную вдову. И твоим друзьям подыщем жен!.. Дарователю ступеней, мы, конечно, сосватаем красавицу…
– Между прочим, его завтра берут в море,- вставил я.- А послезавтра я…
– Как это в море?!
– удивился Кулчемг.- Но ведь начинается сердитый сезон!.. Впрочем, твой товарищ - святой. Святых бури боятся.
Я сразу же припомнил, что утром Барсик сказал то же самое - насчет святого и бури. Мне стало не по себе. Сразу же после обеда я, удалившись в палату, связался с Белобрысовым по переговорнику и сказал ему,
– Он верит в твое божественное счастье, но ведь если на самом деле начнется шторм…
– Ты, Степан, хоть и воист, но типичный перестраховщик!
– огрызнулся мой друг.- В небе ни облачка, а ты раскаркался: "…шторм, шторм…" Да меня здесь последним слабаком сочтут, если я на попятный пойду! А ежели ветер поднимется - ну и что ж. Покачает - и все.
Браток, учти для ясности, Планируя судьбу, Что в полной безопасности Ты будешь лишь в гробу.
– Паша, но ты должен доложить Чекрыгину о своем завтрашнем выходе в море!
– Чекрыгину нынче не до нас: он из старого жреца, у которого живет, часами выпытывает всякие подробности о старинных религиозных обрядах. Вот вернусь с рыбалки и доложу ему, где был. А ты сегодня не вздумай ему о моих планах намекать! Это с твоей стороны просто некрасиво будет.
Увы, следуя (ложному в данном случае) чувству товарищества, я не связался в тот день с Чекрыгиным, не предупредил его о намерениях Павла.
И вот настало утро нового дня. Одномачтовый беспалубный ботик Барсика имел косое, сходное с бермудским, парусное вооружение. Руль заменяло кормовое весло-гребок; имелась и пара распашных. Когда суденышко на веслах отвалило от пирса, Павел, сидевший на носовой банке, бросил мне плазменный меч (который я вручил ему - на всякий случай - перед отплытием).
– Лови, Степа, свой хынжал!
– шутовски произнес он.- Тошнит меня от техники, слишком уж защищены мы от всего, а разве в этом счастье?!
– И громко проскандировал: -
Радость скачет глупой кошкой Через тысячи преград, А преграды уничтожь-ка - Ничему не будешь рад.
Я был огорчен ностальгическим поступком моего друга, но заново вручить ему защитное оружие уже не мог.
Выйдя на открытую акваторию, иномиряне подняли парус и взяли галфвинд правого галса. Суденышко, весьма легкое на плаву, все же двигалось очень медленно, даже медленнее, чем на веслах; ветер не превышал одного балла по земной шкале Бофорта.
Жена Барсика с двумя дочерьми-двойняшками десятилетнего возраста и годовалым малышом на руках проводила мужа в плаванье и теперь возвращалась в поселок. Шагая рядом, я стал расспрашивать ее о местных нравах и поверьях. Она отвечала подробно и благожелательно. Затем вдруг, вне всякой связи с предыдущим разговором, заявила, что нынешним утром старый смотритель маяка, вернувшись с вахты, сообщил: ночью маячный огонь дважды "поклонился земле" ("торопчтутобогр"), а это скверное предзнаменование. Но Барсик верит, что святость Поющего во сне - сильнее бури.
– Будем надеяться, что шторма не случится просто по метеорологическим условиям,- высказался я.- Смею вас уверить, Павел никакой не святой.
– Ты клевещешь на него! Ты завидуешь ему!
– раздраженно возразила иномирянка.- Это он поет во сне, а не ты! Это он даровал нам ступени, а не ты!.. А ты даже перед Колланчей кукши-лакукши! (Это выражение приличнее всего перевести словом "сплоховал".)
В полдень я связался с Павлом по переговорнику.
– Ни рыбы, ни ветра,- пожаловался он.- Но будем надеяться, что эта невезуха кончится.