Ладейная кукла (сборник)
Шрифт:
— Да.
— И наша сторожка уже не будет нашей. И мы скоро забудем, как нам там было хорошо.
— Черт с ней, с этой сторожкой, — усмехнулся Янис. — Когда буду уплывать, я ее спалю. Другим не оставлю.
Дзинтра остановила машину и обняла Яниса.
Подъехал трактор, остановился рядом, тракторист, выскочив из кабины, посмотрел на них и подумал бог весть что.
В порту Яниса поджидал Крист. Сидел на ступеньке сторожки, повесив голову и разглядывая носки коричневых сандалий. По причалу бродили рыбаки, раскидывали
— Эгей! — крикнули с траулера. — Янис, поможешь лед грузить? Мои ребята куда-то запропастились…
Только тут Крист заметил Яниса. Повернув голову, он с каким-то испугом взглянул на брата.
— Здравствуй, Крист!
Крист молча кивнул, не в силах отделаться от своих мыслей.
— Эгей, Янис!.. — крик с траулера не прекращался.
— Тебя зовут, — прислушавшись, сказал Крист. — Иди, я подожду.
И Янис ушел к заваленной опилками ледяной горе. Помогал таскать на борт ящики со льдом, отдавал швартовы, перекликался с ребятами — делал все то же, что и каждый вечер, — отпустил соленое слово, погоготал, а у самого из ума не шла унылая фигура родного братца на пороге сторожки. И когда наконец в порту стало тихо, когда над спокойной водой колыхалась лишь голубоватая вонь несгоревшей нефти, Янис пошел к сторожке. Шел медленно, отшвыривая ногой камни и сухие салачьи головы.
Крист все сидел на ступеньке. Янис присел рядом, Крист медленно перевел дух и сглотнул.
Янис молчал. Тело его еще хранило солнечное тепло и ласки Дзинтры, на плечах лежала спокойная усталость от долгого дня.
Неожиданно Крист встал, подошел к краю причала и долго смотрел на покрытую нефтью воду.
— Я сегодня заходил к Ильзе, — все так же глядя в воду, сказал он.
В грязной воде колыхались отражения первых тусклых звезд.
— Ильза… Ах, Ильза? — Что-то далекое и тяжелое вынырнуло на обочине сознания… Вроде тучи, принесшей снежную вьюгу весной.
— Да… — Крист вернулся к сторожке, присел на нагретую за день ступеньку и понурился. — Да, какая-то абстракция… Словно кто среди бела дня под живот пнул…
— Тебе?
— Чужой, никогда невиданный человек… — не слушал Яниса Крист. — Идет такой, человек как человек — и вдруг раз тебе под живот. У тебя в глазах темно, корчишься от боли, а он, этот незнакомец, идет себе дальше, будто и не пнул… — Крист с усилием сглотнул слюну и, закинув голову, взглянул на звездное небо. — Ме-ерзко…
Постукивая когтями, по дощатому причалу пробежала крыса. Непривычный человек мог принять ее за кошку, но Янис провел здесь не одну ночь, он-то знал, что это крыса.
— Мерзко, — повторил Крист. Крысы, он и не заметил. Он боролся со своими мыслями, и Янис выжидательно молчал.
— У Ильзы живет какой-то проныра, — продолжал Крист. — Живет в твоем доме! Живет с твоей Ильзой, расхаживает по твоему саду, собирает смородину. Этакий с низеньким лбом, с усами, как у шляхтича.
— Тобиас… — Янис равнодушно передвинул языком
— Тобиас… И тебе все равно? У них ребенок, у твоей Ильзы! Стоит, голозадый, среди твоей смородины…
— Оскар… Я знаю…
Крист вздохнул.
— И ты на все это согласен? Оставил им дом, сад, все? Ведь он же кретин! Неужели Ильза этого не видит?
На миг Янис вспомнил Казимира, вспомнил слезы на лице Паулы в тот дождливый вечер, и странно — Ильза с ее Тобиасом как будто скрылись за плотной завесой, только Паула стоит, смотрит на Яниса и плачет. И Янис стремглав метнулся от этих воспоминаний к Дзинтре, где все светло и чисто.
Но Крист словно читал его мысли, иначе почему бы он сказал:
— А ты тут с этой троллейбусной особой… Ты ведь с нею теперь? Эх, Янис, Янис… Наш большой, сильный брат… Моряк… Что от всего этого осталось? Ночной сторож…
— Через неделю я иду в море, — Янис уже не хотел дальше слушать. Пусть брат поскорее убирается отсюда. И он сказал:
— Дзинтру ты не трогай, милый. Это я тебе как брату скажу.
Крист встал.
— Вот что… брат… Она, эта твоя Дзинтра, на своей машине ездит… Из института ее вышибли… Не слишком ли много неприятностей для нашей семьи?
Янис тоже поднялся, устал он за долгий день, и потому наверное в голосе его не было ни злости, ни упрека.
— Ступай домой, Крист. Шуруй, шуруй, старик… — Хлопнув брата по плечу, Янис прошел к себе и закрыл дверь.
Когда, спустя какое-то время, он вышел по нужде, Крист все еще стоял неподалеку от сторожки и, свесив голову, качался, как пьяный.
— Крист!.. Старик, что с тобой?
Крист ничего не слышал. Крист раскачивался всем телом — одинокий, как оторвавшаяся леска в потоке.
Когда они сидели в сторожке на ободранной лежание, Крист рассказал брату про Паулу. Рассказал то, что Янис уже знал.
— Пять месяцев это тянется. Пять месяцев…
Янис слушал брата. Пять месяцев… А если одна ночь без птиц?..
— Я не могу там оставаться. Когда я уходил, Паула не плакала. Сказала, что мне не надо никуда уходить… А я не мог там оставаться. Поехал к тебе, в твой дом, а тебя там уже нет… Только Ильза с этим кретином и голозадый парнишка. Они в твоем саду едят твою смородину…
В окошечко сторожки уже заглянул рассвет, когда Крист, припав к подушке, сморенный, самозабвенно засопел, как ребенок после долгих слез.
Утром Крист ушел. Достал из кармана электрическую бритву, побрился, протер щеки чаем и ушел.
А когда кто-то уходит, кто-то и приходит.
Пришел Тобиас. В руках у него был желтый портфель свиной кожи. Когда-то в этом портфеле Янис приносил из порта рыбу, так что был он не очень казистый. Теперь рыбу в портфеле носил Тобиас, но портфель-то был Янисов, и все равно ничего нельзя было изменить — Ильза ушла к Тобиасу, и портфель теперь в руках у Тобиаса, этот прочный, пропитавшийся рыбой портфель свиной кожи, который был новеньким и скрипучим, когда председатель Зирнис на общем собрании вручил его Янису за перевыполнение годового плана…