Ладья света
Шрифт:
Глядя в иллюминатор, Меф впервые понял, что белый цвет имеет массу оттенков — от ослепительного до грязно-серого. Самолет попал во встречное воздушное течение, закачался, задрожал краями крыльев и выплыл на новый участок неба. Тучи здесь были плоскими, придавленными и неинтересными, точно вата из слежавшегося одеяла. Казалось, кто-то сердито и долго колотил по ним выбивалкой для ковра, пытаясь сметать их в единую массу. Дальше была впадина, похожая на реку, заполненную белым молочным туманом.
«Молочная река с кисельными берегами!» — подумал Меф и стал искать у молочной реки берег, но его не было, а лишь
— Дохляндий Осляев, не хочу отравлять тебе удовольствие, но ты навалился мне на голову! Нос локтем свернул!
— Я не хотел!
— В том-то и беда! Никто не хочет! Последний раз меня колотили еще при старой хозяйке! Мама Ира, когда ты меня последний раз била? И чем? Ремнем или колготками? — завопил Антигон на весь салон. Разумеется, этот паршивец опять скрывался под мороком ребенка.
Ирка, сидевшая между Хаарой и ее оруженосцем, втянула голову в плечи, спеша прикинуться ветошью:
— Это не я! У меня нет детей! Я сама еще ребенок!
Оруженосец Хаары сосал конфетку, полученную от стюардессы при взлете. Покончив с конфеткой, Вован попытался скатать фантик и засунуть его между спинками передних кресел.
— Не загрязняем среду! — строго сказала ему Хаара. — Загрязняем четверг! Убери мусор!
Оруженосец неохотно повиновался.
— Надоело! — шепотом пожаловался он Ирке. — Я хочу революцию, как в Латинской Америке. Там берешь автомат и кричишь: «Ура! Революция!» И за тобой сразу с воплями бежит куча единомышленников и просто влюбленных баб. Ты сидишь в кустарнике и, весь такой томный, куришь трубку. Правительственные генералы просят у американцев дотации на твою поимку, заочно приговаривают тебя к расстрелу и неспешно начинают обклеивать все подряд листовками: «Дон Диего-д`Эашноса-де-Хесус-де-ла-Сильва-де-Ибаньец-и-Вальдес; завтра мы пойдем ловить тебя в чапораль! Ты этого не знаешь, и поэтому тебе конец!» А тут никакой личной жизни! То на машине кого-то возишь, то доспехи неподъемные таскаешь, то комиссионеров подкарауливаешь!
— Вован! — крикнула Хаара, прерывая его мечты. — Ты щит почистил, Вован?
— Ну да!
— Чем ты его чистил?
— Ну, этим… Для блеска металлических изделий!
— Плохо, Вован! В следующий раз ты будешь чистить его золой и песком!
Через два ряда затряслись кресла, и кто-то заголосил басом:
— Я боюсь летать! Боюсь-боюсь! Снимите меня с самолета!
Это была Брунгильда. Ее удерживали Гелата и две валькирии с оруженосцами. Хрупкую стюардессу великанша, не заметив, снесла одним движением руки. Гелата успокаивала громадную валькирию, гладя ее по голове и что-то шепча на ухо. Наконец Брунгильда успокоилась, несколько минут просидела угрюмо, втягиваясь в процесс полета, а потом, впав в другую крайность, начала требовать у стюардессы:
— Почему мы летим так медленно? Эй, девушка! Да-да, вы, рыженькая со светлой прядкой! Попросите пилота сделать мертвую петлю! И еще спросите, не горит ли у самолета двигатель. Если нет — пусть подожгут!
И опять
Стюардессы стали разносить еду. Поджарая и выносливая Малара неожиданно оказалась большой любительницей сливочного масла. Она съела не только свое масло, но масло еще по меньшей мере десяти валькирий и пяти оруженосцев, после чего закрыла глаза и погрузилась в крепкий сон. Чувствовалось, что она не проснется, хоть пали у нее над ухом из пушки. Нервы у валькирии из Екатеринбурга были не просто стальные — они вообще как будто отсутствовали.
Несмотря на все неувязки, до Сургута они все-таки долетели и багаж забрали без приключений. Красная книжечка Фулоны действовала на всех правоохранительных людей как бильярдный кий: они отскакивали от них, словно костяные шары.
На аэропортовской стоянке их ждал арендованный автобус, водитель которого, молодой курносый парень, разинув рот, долго смотрел, как в салон ему загружают шиты, доспехи, шлемы и копья.
— Вы это… Спортсмены или как? — спросил он наконец.
— И спортсмены тоже! — уклончиво ответила Фулона и начала объяснять водителю, куда везти.
Тот долго смотрел по карте, чесал лоб, думал, после чего решительно заявил, что его автобус туда не пройдет.
— Вот до этого места подброшу, а дальше никак!
— Так дорога же есть!
— Есть-то она есть! Зимой на лыжах ходить. А вам зачем туда? На качалку?
Услышав знакомое слово, оруженосец Гелаты радостно вздрогнул, как доцент, услышавший тему своей докторской.
— Качалка нефть качает! — объяснил парень, показывая руками, как именно она это делает. — Ну вот и потопаете по просеке вдоль трубы. Не заблудитесь! Всего-то километров двадцать!
Бэтла исторгла тоскливый вздох и в поисках поддержки оглянулась на своего оруженосца.
— Спокойно! — прошептал тот. — У нас шесть килограммов колбасы, девять банок сгущенки и четырнадцать шоколадок! Как-нибудь добредем!
Спустя полтора часа водитель выгрузил их на повороте шоссе. Накрапывал дождик — мелкий и противный, из тех, когда нет смысла открывать зонт, потому что влага абсолютно повсюду.
С одной стороны было болотце с молодыми, не выше колена, сосенками, где земля играла под ногами, точно ты шел по батуту или по льдине. В другую сторону уходила дорога, очень быстро утыкавшаяся в лес.
— Нам туда? Точно? — подозрительно спросила Фулона.
Водитель не без ехидства кивнул, пересчитывая полученные деньги.
— Я предупреждал! А сдачи вот нет! — заявил он радостно.
— А совесть есть?
— Да. Но ее я не отдам!
Автобус захлопнул в себе веселого водителя и уехал, отдуваясь соляркой. Валькирии и оруженосцы долго разбирали рюкзаки, щиты и доспехи, навьючиваясь, как ослики. Мефодий, отправившийся в путь совсем без вещей, с одной только спатой и книгой по неорганической химии, предлагал всем свою помощь и допредлагался до того, что ему доверили общий чугунок на двадцать два литра. Чугунок стучал по коленям, и у него то и дело выскакивала проволочная ручка. Тогда Буслаев просто надел его на голову как шлем, придерживая снизу двумя руками. Но и это оказалось плохо. Каждую секунду какой-нибудь умник стукал по чугунку чем-нибудь тяжелым, чтобы проверить, оглохнет Меф или нет.