Ладья света
Шрифт:
Ирка потрогала глинистую землю. Очень скоро, когда взойдет солнце, она будет стоять здесь с рункой в строю валькирий. В любом случае Мефу предстоит сражаться раньше. Групповой бой, конечно, будет завершающим.
— Слушай, а ведь завтра… — медленно начала Ирка.
— «Завтра» не существует! Когда наступит завтра, оно будет уже «сегодня»! — быстро сказала Дафна, торопливостью в голосе предупреждая Ирку, что эту тему лучше оставить.
— Ну и что, что я положила помидоры вместе с твоей зубной настой! Не смей говорить, что в голове
— Хорошо. В голове у тебя салат! — отозвался оруженосец.
— Как она терпит? Я бы своего за такое убила! — сказала Радулга с такой простой убежденностью, что Ирке стало не по себе. Алик с большой суетливостью подбрасывал в костер сырые ветки и расплодил столько дыма, что Ирка, задохнувшись, закашлялась и отбежала к болоту.
У болота сидел Антигон и что-то воровато уплетал. Заметив Ирку, он поспешно выплюнул лягушачью лапку, и на его украшенном рыжими бакенбардами лице появилось выражение чиновничьего благомыслия.
— А я тут… это… природою любуюсь! Прекрасный вечер, гадская хозяйка!
— Лучше не бывает! — сказала Ирка и отошла, чтобы не мешать Антигону любоваться «природою». Она заметила, что карманы у кикимора сильно оттопыриваются, а один из них даже шевелится.
Бессмертный щенок носился за Депрей, облаивая его так звонко, что передние лапы щенка от лая подбрасывало над землей. Кот относился к приставаниям довольно лениво, хотя всякую другую собаку давно исполосовал бы когтями, будь она хоть с кабана. Сейчас же Депря делал вид, что испугался, и даже взбежал на крышу новенькой палатки Ильги, насквозь продрав ее когтями.
Отогревшись у костра, Мефодий затеял возню с двумя мощными оруженосцами. Когда один из них сам себе обеспечил вывих запястья, а другой слишком понадеялся на свой мышечный корсет и не учел, что прямой удар в печень лучше все-таки блокировать, на Мефодия набросилось уже оруженосцев восемь и примерно три или четыре валькирии. Все, разумеется, без оружия. Меф уходил, не позволяя себя зажать, а когда совсем доставали, мячиком перекатывался через костер. При этом Буслаев ухитрялся шутить и корчил настолько выразительные рожи, что это очень снижало градус серьезности боя.
Тщедушный оруженосец Радулги в бой не лез, а прыгал на куче хвороста и, размахивая планшетом, безостановочно вопил:
— Бей Буслая! Да что ж вы все делаете?! Плюсик вверх и сразу кнопку удара! Так мы его мигом завалим!
— Ты чего, перегрелся? Какую кнопку? — хмуро поинтересовалась Радулга.
Услышав голос хозяйки, Алик сразу сник. Ушки у него стали красные, а носик, напротив, побледнел.
— Э-э… Я в детстве в приставку играл. Там, когда этот гад кувыркается, надо сразу плюсик вверх давить — и удар!
Мало-помалу противники Мефа стали уставать, и бой принимал все более комические очертания. В Буслаева стали бросать ветками и шишками. И опять он укорачивался так, что едва
Меф начал уже зазнаваться и ощущать себя великим, как вдруг острое чувство опасности до тошноты пронзило его и заставило пригнуться. И оказалось, вовремя. Над головой у него пролетело метровое бревно. Мефодий еще не успел выпрямиться, когда кто-то сгреб его в охапку, как пушинку вскинул над головой, и Буслаев безошибочно ощутил, что сейчас улетит в болото.
— Сдаюсь! Зигя, перестань! — завопил Меф. Он сам не знал, почему крикнул «3игя». Видимо, дело было в зашкаливающей мощи.
Огромная сила спохватилась, сникла, и Буслаев был сравнительно культурно опущен на травку. Перед ним стояла раскрасневшаяся Брунгильда. Когда Меф повернулся к ней, она смутилась и, как маленькая девочка, сунула палец в рот.
— Прости, пожалуйста! Я… сама не знаю… Тебе не больно? — спросила она.
— Нет. Но если бы я улетел в болото, мне было бы неприятно! — уточнил Меф.
Брунгильда продолжала держать палец во рту. По мере того как азарт уходил, лицо ее становилось все более озабоченным.
— Ой! Мне же нельзя поднимать больше двух килограммов! И я себе занозу под ноготь засадила! Это не опасно? — спохватилась она.
— Если заражение не начнется — нет! — успокоил ее Меф.
Он не учел, с кем имеет дело. Брунгильда побледнела и, нянча палец, ушла погружаться в адские бездны своей мнительности.
Ирка залезала в палатку, когда в воздухе просвистело копье. Из темноты донесся мгновенно оборвавшийся крик. Заметались лучи фонарей. Мимо Ирки очень спокойно прошла Малара. Ирка увидела, как она выдергивает из земли свое копье, а там, где оно только что торчало, быстро плавится и исчезает длинный белый силуэт.
Потом Малара опять оказалась рядом с Иркой — лениво гибкая и расслабленная, как гепард после удачной охоты.
— Суккуба прикончила! — объяснила она, брезгливо обнюхивая наконечник копья. — Опять духи! Да сколько можно!
— Он же к тебе не приставал! И от лагеря далеко прятался! Как ты его вычислила? — не поняла Ирка.
— У меня на них нюх! — сказала Малара. — Десяток в день это норма. Без этого я спать не ложусь! Хотя, бывает, что и ошибешься разик-другой… Пригвоздишь кого-то, а он вовсе и не суккуб, а просто… Ну ты понимаешь!
— А тебе потом совестно?
— Совестно. Прям два дня супа не ем, так стыдно, — хмыкнула Малара и, убрав копье, куда-то ушла.
Маларе совершенно не хотелось спать. Что такое усталость, она узнала только один раз в жизни, когда, отдыхая на море (ей тогда было четырнадцать), ночью заплыла на три километра от берега, а на обратном пути поднялся встречный ветер и доплыть назад она смогла только через тринадцать часов. Мама Малары, скромный егерь сибирского охотхозяйства, бившая белок в глаз, уже начинала слабо волноваться и даже раздумывала, не позвать ли ей кого-нибудь на помощь.