Лагерь
Шрифт:
Если бы он не стоял в дверях, она бы бросилась в спальню. Она попала в ловушку, ее унизили. Рут боролась с подступившими слезами, хотела ответить ему оскорблением, но это было не в ее характере. Подставь другую щеку, как всегда учила ее мать, это лучше всего. Пусть они ходят по тебе, топчут тебя.
— Чай готов. Налей себе, если хочешь.
— Великолепно, — он прошаркал в комнату. — Чудесное утро, и снег не идет, к твоему сведению!
Она пропустила его насмешку мимо ушей и сказала неуверенным голосом:
— Я беспокоюсь о Саре.
— Какова мать, такова и дочь, — он наливал себе чай, рука его дрожала, он пролил немного горячей янтарной жидкости на пластик стола. — Наверно, развлекается в постели с этим парнем, как его там, в каком-то дешевом отельчике для влюбленных. Сейчас они, наверно, проснулись и развлекаются вовсю.
— Я ненавижу тебя, Гвин, — она опустилась на стул у стола. — Сара не только моя дочь, но и твоя. Оскорбляй меня, если хочешь, но ее оставь в покое, пожалуйста.
— Пойду-ка я машину подгоню, — он допил чай; ей показалось, что он совершенно забыл, о чем они только что говорили. — Чем скорее мы уедем, тем лучше.
— Может быть, лучше мне сесть за руль?
— Боже, нет, только не это! Ты так уверена, что я почти свихнулся и хочешь меня доконать?
— Спасибо, Гвин, — ей очень захотелось плеснуть чаем ему в лицо. — Подгони машину, когда будешь готов.
Она слышала, как он одевается в спальне, слышала скрип пружин, когда он, улегшись на спину, натягивал штаны. Он не в состоянии вести машину, но он это сделает, и все тут. Свинья этакая, ненавижу тебя!
Гвина с машиной долго не было. Рут поставила все вещи в прихожей, сама уселась на один из чемоданов. Ей все еще было нехорошо, она решила, что это из-за беременности. Ее охватило чувство нереальности, как будто она наблюдала за своими действиями издали, как будто ее астральное тело отделено от физического. Летаргия, ее память затуманена, слишком трудно совладать с ней. Пусть она плывет подобно стаду, скрывающемуся за горизонтом в жаркий день. Вздрогнув, она поняла, что к шале подъехала машина; может быть, Гвин и не отсутствовал так долго, как ей показалось. Впрочем, какая разница.
На улице никого не было. Сейчас, наверно, не больше семи утра, решила Рут, но часов у нее не было. Она их, вероятно, потеряла вчера, но она не собирается идти их искать, вновь переживать этот кошмар.
Они не разговаривали. Гвин, казалось, был занят своими мыслями, о которых она не желала знать. Она села рядом с ним, вздрогнула, когда он включил сцепление, когда завращались колеса. Он подъехал к перекрестку, слишком резко повернул, ее отшвырнуло к дверце. Слава Богу, что так рано и на улице никого нет!
Перед ними замаячили главные ворота лагеря, и Гвин затормозил. Знакомое место, это ужасное грязновато-серое здание налево, куда охранники отвели вчера ее и Эвансов. Вчера... или на днях? Она подумала, там ли они все еще.
Она вся вжалась в сидение, увидев, как из будки вышел человек в форме. Ей захотелось спрятаться, лечь на пол. Пройдите, пожалуйста, мы
Рут нервно вцепилась в пристежной ремень. Прошу Тебя, Боже, только бы он не передумал, не опустил бы шлагбаум. Он даже не потребовал наших пропусков. Ее охватило облегчение, когда «Вольво» двинулся вперед, проскользнул через широкие ворота с сетчатой оградой. Свободны!
Она вся взмокла, посмотрела в зеркальце на крыле, но не увидела охранника, он вернулся в свою будку. Главная дорога, уводящая прочь отсюда, и не видно ни одного автомобиля. Она почувствовала, как автомобиль набирает скорость, может быть, ее муж также почувствовал душевный подъем.
Через несколько миль дорога сузилась, запетляла по живописным горам: крутой подъем, затем снова спуск. Вместо живых изгородей — каменные стены. Рут почувствовала беспокойство, потому что сквозь живую изгородь машина может проехать, а если вместо нее крепкая каменная стена, надежды никакой.
Гвину пришлось резко свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с идущим навстречу фургоном. Водитель посветил фарами, по грозил им кулаком.
— Гвин, мне кажется, тебе надо бы сбавить чуть-чуть скорость, — Боже, сколько раз она произносила эту фразу за все эти годы!
Ответ был всегда один и тот же:
— Я знаю, что делаю.
Она закрыла глаза, она бы хотела заснуть; она завидовала пассажирам, которым удавалось дремать во время поездки.
Макинллет. Рут не могла поверить, что они уже здесь, ведь, кажется, не прошло и полчаса с тех пор, как они выехали из «Рая», а до этого места верных 60 миль. Она посмотрела на башенные часы на главной улице: 8. 20. Гвин резко свернул влево, она опять ударилась о дверцу, но на этот раз промолчала.
Снова прямая дорога. Она украдкой взглянула на спидометр, сжала губы; 85 миль в час, а он все прибавляет скорость. Гвин дал сигнал, заставив свернуть в сторону пару велосипедистов.
Рут опять затошнило, на этот раз очень сильно.
— Может быть, остановимся и выпьем кофе? — предложила, нет, попросила она. Только остановись и дай мне постоять минуты две на твердой земле. А иначе я испачкаю тебе всю машину, Гвин.
— Поедем без остановок, — он опять катил почти посередине дороги. — Прямиком домой, к ленчу успеем.
Вдруг Гвина пронзила ужасная мысль. Те парни в серой форме, это какая-то особая полиция. Полиция Управления налоговых сборов, тайная полиция, называй, как хочешь. Все совпадает, ему надо было вчера это понять, когда они его схватили. Они за ним следят; он нервно посмотрел в боковое зеркальце. Красная машина в ста метрах от них, похожа на «Датсун», пытается догнать его, не отстает. Подошла вровень. Он посмотрел на спидометр. 85 миль в час. Он прибавил скорость.