Лакомство Зверя
Шрифт:
— Ты очень похожа на свою мать, — произнес он. В его голосе было столько грусти и невысказанной боли, что у меня кольнуло в груди. Профессор продолжил: — Когда Эрика зажигалась идеей, то превращалась в самый настоящий ураган. Она прибегала к разным методам, иногда даже к очень неординарным и, признаться, смертельно опасным. Но Эрику это ничуть не останавливало. Наоборот, разжигало в ней творческий огонь, так сказать. — Профессор улыбнулся. В его глазах загорелись искры давно позабытой радости.
Истории о своей пропавшей маме я могла слушать часами, но не сейчас. Слишком
— Простите, профессор, — обратилась я к господину Змееву, погрузившемуся в воспоминания. Тот молча сидел и отрешенно улыбался, но, услышав мое обращение, поднял задумчивый взгляд с рюмки, которую вертел в руках, на меня. Его улыбка увяла, а лицо вновь обрело серый оттенок. Я спросила: — О чем вы хотели поговорить? Если это из-за моего опоздания, то я еще раз прошу прощения, такого больше не повторится. Хотя, если произойдет какой-то форс мажор, то я не могу…
Профессор стрельнул в меня убийственным взглядом, и я тут же закрыла рот.
— Знаете, мисс Радова, — сказал он и поставил рюмку на стол. — В этом вы тоже похожи на вашу мать. Думаете только о себе и делаете лишь то, что вам хочется, не заботясь о других.
— Моя мама никогда не была такой! — разозлилась я и подскочила со стула. — Кем вы себя возомнили, чтобы в таком тоне говорить о моей маме?!
Профессор усмехнулся.
— Спроси у своего отца. Это не моя тайна. — Ответил он и махнул на дверь. — Можешь идти.
— Но…
— Никаких «но». Разговор окончен.
Взгляд профессора изменился. Он стал холоднее льда и острее лезвия ножа. А за его спиной вновь выросли костлявые крылья.
Сердце стукнулось о ребра и вновь забарабанило в груди. Я сглотнула, медленно повернулась и зашагала к выходу. Как только мои пальцы сжали холодную ручку двери, профессор бросил мне в спину:
— В следующий раз перед тем, как решишь освободить фиара, подумай о том, что каждый поступок запускает реакцию. Сейчас отдуваться придется мне. Но однажды меня не будет рядом, как не стало твоей матери.
Я не оборачивалась. А когда профессор замолчал, я вылетела в коридор.
Меня по неизвестной причине распирало чувство дикой злости и обиды. Переполняющей злости и обиды на весь мир.
«В этом вы тоже похожи на вашу мать. Думаете только о себе и делаете лишь то, что вам хочется, не заботясь о других.»
Пустой коридор наполнился эхом моих быстрых шагов. Я бежала, желая как можно скорее покинуть это проклятое место.
Вечерняя прохлада окутала меня, когда я оказалась на улице. Мои щеки горели, в груди пекло. Ладони чесались, и хотелось расцарапать их в кровь, но я сдерживала порыв впиться в кожу ногтями. В горле застрял ком горечи, а на глаза напрашивались слезы, но я не позволяла им выплеснуться — силой воли и врожденным упрямством удерживала их внутри.
Остановка. Забитый народом флайбус. Городские огни, пролетающие
Захлопнув дверь своей спальни, я рухнула на колени. И взорвалась.
Все пережитые эмоции и ощущения, что я стянула в тугой узел и затолкала куда-то в глубину себя, стали вырываться наружу: парализующий страх за свою жизнь, слепящая боль, удивление, адреналин, от которого кипит не только кровь, но, казалось, горит каждая клеточка тела. А потом зверский холод владений Темной Тель. Вечные снега, черное озеро и не менее чернильный туман.
По моим щекам текли слезы, щипали кожу. Я плакала навзрыд. Стонала. Била кулаками по ковру. Плакала и снова стонала до тех самых пор, пока у меня не сорвался голос, а в организме не осталось ни капли влаги. Я свернулась калачиком на полу и закрыла глаза.
Потом почувствовала, как Маргошка легла рядом со мной, и меня накрыло сном.
***
Столица Бервест, Первый квартал, «Игла»
Идан
В прохладном помещении с работающими кондиционерами мне становилось жарко. А причиной заполыхавшего внутри огня стала Мирослава.
Я смотрел на экран тача и не мог отвести взгляда от обнаженной девушки, стоявшей под струями воды: изящная талия, гибкая спина с тонкой линией позвоночника, девичьи ладони, соблазнительно гладящие упругую грудь, тонкая шея и розовые, слегка приоткрытые губы, по которым стекала вода и которые мне безумно хотелось поцеловать.
И если бы не сгустившийся пар, что тонкой пленкой осел на стеклянные стены душевой кабины, то я бы воспламенился подобно костру, в который подбросили пороху, и меня было бы уже не остановить.
Ко Крарху подальше я отключил тач и спрятал его в карман брюк. Обратил взгляд на переговаривающихся членов администрации, потом на стопку бумаг перед собой и тихо вздохнул. Настроение было не рабочее. Мне хотелось побыстрее закончить это квартальное заседание и вернуться в свою квартиру, чтобы залезть в постель, впитавшую в себя запах Мирославы, и наконец… отпустить напряжение.
Но судьба не настолько благосклонна ко мне. Бездново собрание растянулось на весь рабочий день.
Здание Иглы я покинул, когда пламенеющее солнце спустилось к горизонту и окрасило зеркальные высотки в огненные оранжевые тона. Закат был настолько густым, что вся столица, казалось, окунулась в багрово-апельсиновые оттенки.
Я любил, когда город утопал в красках природы. Тогда флайты, дома, дороги — вся эта ненужная мишура — становились единым целым с небом над головой. В такие моменты и дышать было легче, и даже городской воздух, казалось, становился чище.
На встречу двенадцатых я объявился, когда уже стемнело. Припарковал флайт у особняка, построенного за стеной и защищенного наилучшими охранными системами. Этого места не только не существовало на карте, но и обнаружить его не могли ни вертофлайты, ни элитные подразделения городской стражи.