Лампа Альхазреда

Лавкрафт Говард Филлипс

Отсутствие смысла в стихах, над которыми Филлипс трудился, неизбывная усталость вконец доконали его в этот поздний час, и он понял, что не может больше работать и быть объективным к этим бездушным строчкам. Он откинулся на спинку стула и оттолкнул от себя рукопись.

Именно в этот момент он заметил, что окружающие его предметы изменились. Знакомые стеллажи с книгами в простенках окон, шторы на которых были плотно задернуты, залил какой-то радужный свет. Он струился не только от лампы Альхазреда, но и от странных фантомов, которые вдруг появились в комнате. То была широкая панорама, куда вплелись пейзажи, чудесные картины с четко очерченной, заманчивой перспективой. На фоне книг, стоящих рядами, возникли такие видения, которых Филлипс не мог себе представить

даже в самых смелых своих фантазиях. Но там, где змеилась тень, например от спинки стула, не было ничего, там только сгущалась темнота и угадывались смутные очертания книг на полках.

Филлипс завороженно следил за разворачивающейся перед ним панорамой. Сначала он подумал, что является жертвой странной оптической галлюцинации, но потом он отбросил в сторону такое объяснение. Но Филлипс и не хотел никаких объяснений, он просто не нуждался в них. Наконец, в его жизни свершилось чудо, и он смотрел на него, не задавая никаких вопросов. Мир, который открывался его взору в свете лампы, был огромен и прекрасен. Это не было похоже ни на что, виденное Филлипсом раньше, и не встречалось никогда ни в книгах, ни в мечтах.

Казалось, перед ним возникла картина мира, юного мира, когда еще продолжались процессы формирования Земли, когда бурлящие потоки воды выбивались из расщелин в скалах и на мокрой земле можно было увидеть следы змееподобных животных. Высоко в небе кружили огромные хищные ящеры, сражаясь и побеждая, а на берегу моря лежал огромный отросток какого-то фантастического животного, напоминающий щупальце, которое то сворачивалось, то разворачивалось в красном мареве солнечного дня.

Затем очень медленно картина сменилась другой. Скалистые горы уступили место незащищенным от ветра пустыням, в центре которых, как мираж, возник пустынный и затерянный город - столица Пиллара, мифический Ирем. Филлипс чувствовал, что хотя нога живого человека больше не ступала по улицам древнего города, странные ужасные существа все еще прячутся среди каменных громад зданий. Эти здания не были разрушены и предстали перед его взором такими, какими их воздвигли искусные строители, прежде чем жители Ирема были уничтожены или изгнаны оттуда существами, пришедшими с небес. Филлипс не видел их, но его охватило леденящее душу чувство незримого присутствия этих привидений, бродящих по городу.

Далеко за расстилающейся пустыней поднимались горы со снежными вершинами. И когда Филлипс смотрел на них, в его сознании возникли названия всего, что он наблюдал. Город в пустыне являлся тем самым Безымянным городом, а снежные пики гор были Горами безумия, горами Кадах в Холодной пустыне.

Ему ужасно нравились все эти названия, которые так точно подходили ко всему, что он видел. Они так легко всплывали в его мозгу, как будто всегда таились в потайных уголках его памяти, ожидая подходящего момента, чтобы он их вспомнил.

Филлипс сидел так уже довольно долго, воображение работало безостановочно, но постепенно им стало овладевать чувство тревоги. Проходящие перед глазами молодого человека картины не могли быть плодом его фантазий. Вокруг ощущалось присутствие чего-то зловещего, каких-то ужасных существ, населявших эти картины. Поэтому он решил, наконец, потушить лампу, и зажечь свечу, чтобы немного успокоиться в ее мерцающем знакомом свете.

Он сидел и размышлял над тем, что увидел несколько минут назад. Его дед называл лампу "самым драгоценным сокровищем". Значит, старый Уиппл знал о ее необычайных свойствах. Видимо, главное свойство лампы - это память поколений и магический дар откровения. Поэтому каждый человек, сидящий перед нею, был способен видеть прекрасное или ужасное в зависимости от того, какие мысли и чувства обуревают владельца. А Филлипс был уверен: то, что он видел, были картины, знакомые Альхазреду.

Но каким же пресным было это объяснение! И каким ошеломительным являлось все, что он наблюдал! Однако жизнь брала свое, и Филлипс, наконец, вернулся к прерванной работе, забыв на время свои фантазии и тревоги, которые требовали серьезного размышления и осмысления.

На следующий день Филлипс решил

побродить в окрестностях города, порадоваться последним солнечным дням октября. Он проехал мимо небольших домов, стоящих на окраине города, и свернул на дорогу, ведущую к холмам. Он ехал по местам, где еще никогда не был. Эта дорога вела на северо-запад от Плейнфилд Пайка и затем слегка поднималась вверх, опоясывая западную часть подножья Нентаконхонта, откуда открывалась изумительная панорама холмистых лугов, древних каменных стен, старых рощ. К западу и югу тянулись бесконечные крыши коттеджей. Филлипс был всего в каких-то трех милях от центра города, но как бы погрузился в мирную сельскую жизнь Новой Англии времен первых колонистов.

Еще до захода солнца он взобрался по крутой проселочной дороге на холм, и с головокружительной высоты холма перед ним открылся изумительный вид: сверкающие ручьи, далекие леса и мистическое оранжевое небо, на котором стоял огромный диск солнца, погружающийся в окрашенные красным цветом перистые облака.

Войдя в лес, Филлипс увидел закат солнца через стоящие вокруг деревья, а затем повернул на восток, пересек холм и выбрался к знакомым местам, на склон холма, спускающийся к городу. Никогда раньше он не думал, что Нентаконхонт занимает такое большое пространство. Это было миниатюрное плато, или плоскогорье, с долинами, хребтами и собственными вершинами, что придавало ему неизъяснимое своеобразие. Находясь в одной из внутренних долин, где не ощущалось присутствие человека, Филлипс наслаждался поистине незабываемым зрелищем городского пейзажа на фоне неба, грезил наяву об остроконечных башнях и куполах, плавающих в воздухе, и его окружала атмосфера таинственности и волшебства.

Затем он увидел огромный полный диск луны, плывущей над городом, а на западной части небосклона, в отблесках закатного солнца засверкали Венера и Юпитер. Филлипс никогда не пользовался одной и той же дорогой. Иногда он проходил по плоскогорью, а иногда шел тропинкой вдоль леса и спускался к равнинам, лежащим внизу, где огромные валуны напоминали языческих божеств, стоящих на вершинах холмов в неясном свете луны.

Наконец, Филлипс добрался до хорошо известного ему места. Это был знакомый еще с детства восточный склон холма. Поросший травой старый разрушенный акведук создавал иллюзию давно исчезнувшей римской дороги. В раскинувшемся под ним городе быстро зажигались огни, и в сгущающихся сумерках он был похож теперь на сказочное созвездие. Луна изливала на землю потоки бледножелтых лучей, а мерцание Венеры и Юпитера становилось ярче. Наступила пора собираться домой; сначала вниз, затем сесть в машину и поехать по шоссе, которое вернет его к прозе жизни.

Но и в эти безмятежные часы отдыха Филлипс ни на минуту не забывал о том, что пережил прошедшей ночью. И он не мог отрицать, что с нетерпением ждет темноты. Смутная тревога, которую он испытал вчера, исчезла, а впереди его ждало новое ночное приключение.

Вернувшись домой, Филлипс, как всегда, чтобы поскорее уединиться в кабинете, быстро в одиночестве съел свой скромный ужин. В эту ночь он даже не дотронулся до ожидавшей его работы, а сразу зажег лампу Альхазреда. Потом уселся поудобнее и стал ждать, что произойдет дальше.

Мягкий свет лампы упал на стеллажи с книгами. Лампа горела ровно, не мигая, а Филлипс, как ив первый раз, подивился этой успокаивающей теплоте. Затем постепенно книжные полки стали исчезать, растворяться, а вместо них появились картины другого мира и другого времени.

Проходил час за часом, а Филлипс сидел и смотрел. Он давал названия картинам и местам, которые представали перед ним, открывая для себя новые, доселе неведомые возможности своего воображения. Все это дарила ему горящая лампа Альхазреда. Сквозь клубившийся туман Филлипс увидел здание необыкновенной красоты. Оно стояло на мысе, похожем на мыс около Глостера, и Филлипс назвал его странным высоким домом в тумане. Вдруг перед ним возник город с домами под черепичными крышами, а рядом протекала темная река. Город был похож на Салем, но казался более старинным и жутким, и он назвал его Эркхам, а реку - Мискатоник.