Лампа для Медузы
Шрифт:
— Вы имеете в виду, что здесь есть кто-то еще из двадцатого века? — спросила Энн.
— Где он? Он тоже попал в беду? — спросил Перси, почувствовав некоторое облегчение.
Пришелец улыбнулся. На этот раз его улыбка была долгой и медленной, и Перси она не понравилась.
— Нет, он не попал в беду. Он ждет тебя, чтобы дать совет, как лучше всего победить Горгону.
— Ну что ж, ему придется бежать очень далеко и очень быстро. Я терпеть не могу того, как все здесь начинают себя вести, стоит лишь упомянуть это имя. Я не считаю себя героем и не собираюсь им
— Даже чтобы избежать завтрашнего котла?
Перси судорожно сглотнул. Он забыл о судилище, состоявшемся по законам Серифа, как только увидел Энн. Да. Завтра снова наступит вечер, и его выведут отсюда, и…
Чем он рискует — по сравнению с тем чудовищным концом, что со всей определенностью ожидает его через сутки? Он уже достаточно насмотрелся на этих древних греков, чтобы проникнуться глубоким уважением к эффективности их судебной процедуры в отношении любого деяния, которое они считали преступным. Например, вряд ли у них были такие понятия, как апелляция или освобождение под залог…
— Даже, — продолжал Гермес, четко произнося каждое слово, — даже ради возможности вернуться в свое время?
Энн вскрикнула, и посланец богов сердито велел ей замолчать. Он коснулся своего пояса и стал невидимым. Потом он снова появился, с тревогой глядя вверх на решетку и держа руку на поясе.
Перси был удивлен тем, что этот тип оказался чересчур нервным для предполагаемого божества. Кроме того, его удивило, что ему предложили именно то, в чем он крайне нуждался и чего отчаянно желал. Была ли цена, которую он должен заплатить, слишком высока? Глупо. Что бы ни пришлось ему совершить, сколь бы ни было это рискованно и тяжело, он мог получить возможность вновь оказаться в своей эпохе. Не говоря уже о том, что ему очень хотелось покинуть свое нынешнее местопребывание до того, как наступит время завтрашнего ужина.
— Я согласен, — твердо сказал он. — Чего бы вы от меня ни хотели, я согласен. Но послушайте. Наш договор должен относиться к этой девушке в той же степени, как и ко мне.
— Хорошо! — Золотой человек достал небольшой мешочек. — Возьми это. Когда они завтра поведут тебя на казнь…
— Эй! Я думал, вы заберете нас из этой ямы. Почему вы не можете просто взять нас с собой?
Гермес нетерпеливо покачал головой. Казалось, он был крайне заинтересован в том, чтобы убраться отсюда как можно скорее.
— Потому что не могу. У вас нет… нет силы. Делай, как я сказал, и все будет в порядке.
— Послушай его, Перси! — убедительно сказала Энн. — Это наш единственный шанс. Сделаем, как он говорит. Кроме того, он бог. Он должен знать, как поступать в этом мифическом мире.
Гермес снова улыбнулся своей мимолетной улыбкой.
— Когда они выведут тебя наружу, начни говорить — так долго, как только можешь — о той неприятности, которая с ними произойдет. В чем бы она ни заключалась, они заставят тебя сражаться…
— Меня не заставят с кем-то сражаться, — заметил Перси. —
— Сварят на медленном огне, я знаю! Но, можешь мне поверить, тебя заставят сражаться с кем-то или с чем-то. Когда будешь говорить, незаметно сунь руку под одежду, в этот мешочек. Начинай поглаживать зернышки, которые ты там найдешь, сжимай их, три их между ладонью и тканью мешочка. Когда они начнут шевелиться и самостоятельно двигаться, как можно быстрее вступай в борьбу! Все, что ты должен затем сделать — разбросать их по земле вокруг себя и отступить назад. Как только…
Он замолчал и схватился за пряжку. По другую сторону решетки появился факел, и сквозь нее заглянули два бородатых стражника.
— Могу поклясться, я что-то видел, — сказал один.
— Ну что ж, можешь вызвать стражу и спуститься вниз посмотреть. Я пошел на пирушку.
Человек с факелом выпрямился.
— Я тоже. Если я что-то и видел, у меня нет охоты с этим связываться. Пусть разбирается утренняя стража.
Из темноты возник мешочек и сам опустился в руку Перси.
— Запомни, — послышался удаляющийся шепот, — не начинай тереть эти зернышки слишком рано, но и не жди слишком долго. Как только они начнут шевелиться, ты должен сразу же вступить в борьбу.
Решетка быстро поднялась и снова опустилась. Послышалось последнее указание:
— И не заглядывай в мешочек сегодня! Не смей к нему прикасаться, пока это тебе не потребуется!
Они почувствовали, как он бесшумно скрылся над их головами. Энн придвинулась ближе к Перси, и он успокаивающе обнял ее.
— Слишком много запретов, — проворчал он. — Мол, все как надо, но не пытайся выяснить, что это! Как будто француза подвели к ряду аптечных склянок с этикетками, написанными по-китайски, и предупреждают его, чтобы он принял, скажем, аспирин, прежде чем температура у него не поднялась еще выше, но чтобы он не трогал снотворное, которое достаточно сильное для того, чтобы его убить. За кого он меня принимает?
Энн всхлипнула, почти на грани истерики.
— Знаешь, Перси, это первый, самый первый луч надежды, который я увидела с тех пор, как очутилась в этом ужасном мире! А ты ворчишь, что указания не слишком тебе ясны!
«В конце концов, — логично, но про себя, подумал он, — ведь именно мне предстоит сражаться с Горгоной!»
— Я, собственно, не жалуюсь, — сказал он вслух, когда они сели рядом.
— Но непонятные объяснения меня раздражают. Мне все время кажется, что меня хотят одурачить.
— Представь, что ты сидишь в ресторане, — сонно пробормотала Энн. — Или в парикмахерской. Представь, что ты идешь в магазинчик модного платья на Авеню, трогаешь чудесные ткани и представляешь себя в прекрасном новом костюме. И тебе все время кажется, что ты действительно дурачишь продавщицу, заставляя ее верить, что у тебя достаточно денег, чтобы все это купить. И когда человек, который тебе не нравится, пристает к тебе, ты можешь заставить его прекратить. А если он не отвязывается, ты можешь закричать, и помогут тебе, а не ему. О, цивилизация, цивилизация!