Лань в чаще, кн. 1: Оружие скальда
Шрифт:
Вокруг царила темнота, на широком поле не раздавалось ни звука, только лес Сосновые Бугры, выходивший сюда ближним краем, глухо шумел позади. Закрыв глаза, Ингитора прислушивалась к этому шуму, а он то приближался, то удалялся. Заслушавшись, она неприметно впала в дрему и обнаружила это только тогда, когда вдруг вздрогнула и очнулась.
Что-то ее потревожило. Во тьме перед ней теплился слабый свет. Открыв глаза, Ингитора увидела на траве перед собой словно бы рассыпанные угли. Откуда они здесь? Но это были не угли: три руны, неровно процарапанные ею на утоптанной земле, излучали мягкий красноватый свет, этот свет озарял землю, все ее неровности, даже ту косточку, которой она их начертила. Ингитора смотрела на них и не понимала, что это значит.
Она говорила сперва тихо и неуверенно, но потом все громче. Три руны на земле светились все ярче, и под конец их свет почти ослеплял ее. Все вокруг погрузилось в красноватое сияние, и уже нельзя было рассмотреть ни земли, ни камня с неоконченной резьбой, ни неба, словно она зависла в море неподвижного пламени. Воздух потеплел, и с каждым вдохом в грудь вливались какие-то свежие силы. Ингитора говорила все увереннее; песнь казалась ей звонкой и могучей, и красное дыхание Иного Мира разгоралось, как огонь, раздуваемый ветром этой чудесной песни.
Вот она окончила, и при последних словах в красноватом сиянии перед ней появилось темное пятно. Оно быстро приняло очертания человека, и Ингитора не сомневалась, кто это. Невидимые горячие струи омывали ее, красные волны мягко качали, она была не на земле и не на небе, она была на грани , там, где только и возможна такая встреча… Она дышала в лад с легкими колебаниями неземного тумана, и сама стала легкой, как сумрак; она парила или падала в Бездну. И вот мягкие пламенные отсветы легли на лицо, которое она так хорошо знала. Ингитора задохнулась от радости – это был ее отец, не тот, серый и ссохшийся, который лежал в опочивальне, а другой – такой молодой, каким она его почти не помнила, полный сил, красивый, веселый!
– Привет тебе, дочь моя, солнце моего взора! – радостно сказал он ей, и Ингитора слышала его голос так, словно бы он раздавался внутри нее самой. – Что же ты молчишь? Или ты удивлена? Или тебе сказали, что я умер? Кто мог сказать тебе такое и почему ты ему поверила?
Он весело посмеивался, говоря это, словно сам же и сыграл шутку со всеми домашними.
– Я знал, что ты грустила, поэтому пришел утешить тебя! – воодушевленно и приподнято, словно произносил речь на пышном пиру, продолжал Скельвир хёвдинг. Он стоял на расстоянии вытянутой руки от Ингиторы, но почему-то она знала, что подойти ближе ему нельзя и прикоснуться к ней тоже нельзя. – Все в жизни происходит так, как и должно происходить! И если сегодня тебе выпадет руна Исс или даже руна Хагль, это значит, что весна не бывает прежде зимы и росток, прежде чем проклюнуться к свету, должен сперва набраться сил под землей. И туда я ушел, чтобы со временем прорасти к тебе в твоем сыне! Нам не привелось проститься, но я любил тебя до последнего моего земного вздоха. Даже моя смерть пойдет тебе во благо: благодаря ей ты достигнешь славы и счастья. Не бойся ничего. Отправляйся к конунгу и сражайся тем оружием, которое родилось с тобой. Я тоже ведь когда-то был неплохим скальдом! – И Скельвир хёвдинг подмигнул ей . – Я тоже сложил для тебя песнь, чтобы достойно отплатить тебе и чтобы никто не удивлялся, как это Скельвир из Льюнгвэлира научил свою дочь большему, чем умел сам. Слушай же.
И он начал:
Строк немало сплел сказитель — Благо людям, скальду слава! — Стих– Если ты сумела запомнить мою песнь, то отныне счастье и удача не покинут тебя! – говорил он, а Ингитора едва помнила себя от восторга: песнь казалась ей грудой блестящих сокровищ, которая лежит у нее в руках, и она боится пошевелиться, чтобы не уронить ее всю. – С того света положено приносить пророчества, и я предрекаю: ты сложишь немало стихов о разных людях, но твоим избранником станет тот, кто сам догадается сложить стих о тебе! И этот стих покажется тебе вдвое прекраснее, чем все, что сложишь ты сама! Благословляю тебя, моя дочь, радость для взоров! Пока ты помнишь меня, я с тобой. Прощай!
Скельвир хёвдинг дружески кивнул ей и отступил; красноватое сияние поглотило его, и Ингитора невольно потянулась вслед, но тихое пламя стало меркнуть, и из-под него стали проступать темнота и холод осенней ночи. Это напоминало то, как уходит вода, открывая песок и камни дна. Отец ушел на глубину, как житель иной стихии, а Ингитора осталась на мели – ее та чудесная стихия не принимала! Она стояла на коленях перед поминальным камнем, и вокруг нее было совсем темно.
Нет, не совсем. Впереди, в долине, мелькало несколько огненных пятен.
– Йомфру! Ингитора! Где ты, йомфру! – кричали там знакомые голоса.
Не шевелясь, Ингитора все стояла на коленях возле камня. К ней приближался обычный человеческий мир, но душой ее все еще владело красноватое сияние Мира Иного. Изумление в душе мешалось с радостью, такой яркой и всепоглощающей, что от нее горло сжимала судорога. «Пока ты помнишь меня, я с тобой!» Какая-то сила изнутри разрывала грудь, выжимала слезы из глаз, колола мягкими иголочками пальцы. Хотелось кричать, рыдать от неудержимого восторга, хотелось выпустить эту дивную силу, которая дарит такое блаженство, но душит, если не давать ей выхода. Она изнемогала от бурного наплыва этих чувств так, что чувствовала себя почти больной; ей было так плохо и так хорошо!
А возле кургана уже гомонил народ, и первым, с факелом в руке, к ней карабкался Оттар. На лице у него отражалась такая решимость, словно он уже видел ее в лапах бродячих разбойников и собирался отбивать.
– Йомфру! Слава дисам! Ты здесь! Ты жива! – восклицали Гудрун, и Бьярни, и Вигдис, даже Асвард.
– Весь дом тебя ищет! Мы уж думали, ты в лесу заблудилась!
– Да мало ли еще что! Мало ли какие бродяги шатаются!
– Зачем ты нас так напугала? У хозяйки аж сердце закололо!
– Ты же простудишься, да разве можно девушке почти зимой на земле сидеть!
Но Ингитора их не слышала. Только когда Оттар уже взобрался на курган и устремился к ней, она вдруг дико вскрикнула, так что он застыл на месте. А она, вскочив, протянула к нему руку и знаком потребовала факел. Получив его, Ингитора снова встала на колени и осветила землю перед собой. Оттар и прочие ничего не понимали; а она, пошарив по земле, нашла старую обглоданную косточку, примерно с палец, с острым обломанным концом, и с торжествующим криком сжала ее в руке. Потом она поднялась, опустила факел, чтобы лучше видеть землю, и старательно затерла какие-то руны, нацарапанные на земле.