Ландскнехт. Часть вторая (CИ)

Штейн Алексей

Господа убито молчали, и капитан рявкнул:

— Принимайте своих людей… взводные!

Выдохнув, они шагнули вперед. Начштаба — ко второму взводу, а комендант к нам. И с каждым шагом его шаги становились все неувереннее, и какие-то… кривые, что ли. Словно свернуть хотел. Так и не дошел уставного расстояния, встал бочком и голову не поднимает.

Ага. Боится. Даже кажется, что взмок. Ах ты ж сука…. Вот уж точно, и не глядя, чувствую — как не только у меня одного, а у всего нашего взвода идиотская улыбка растягивает рот до ушей. Нет, барон и впрямь изрядный выдумщик, но за такие шутки я его уже почти люблю. Это же надо — сказку сделать былью… Есть в жизни счастье, товарищи!

И тут с правого фланга раздался смех. Натуральный такой, заливистый, можно сказать детский —

искренний и неудержимый. Скосил глаза — да, тот самый минометчик, согнувшись, трясется от хохота, тыкая пальцем в коменданта, то пытаясь что-то сказать, то утирая слезы. Варс, аж побелев лицом от такого, рванулся, собирая кисть в клювик и занося руку — сейчас весельчаку поплохеет… Но Кане жестом остановил сержанта, с удовлетворением наблюдая, а когда комендант растеряно оглянулся, словно ища подмоги, изобразил участливо — вопросительное лицо, подняв брови. Ох, сука такая, ох не завидую я тебе, комендант… Нет, иллюзий не надо — за неподчинение любому, именно любому приказу взводного — наказание ровно одно. Вариантов исполнения много, а суть-то одна. Хотя еще неизвестно, что страшнее — суть или… хм, варианты. Но тем не менее, сразу видно, что капитан этих 'героев' ненавидит до бешенства. И мало того — он это сразу всем показал. Ну, суки, ну держитесь… Ах, все же — до чего барон молодец!

Ай да Верген, ай да сукин сын!

Глава 5

В общем, обратно в каземат мы пошли даже веселые, улыбаясь. Особенно после того, как наш 'взводный' долго готовился, но потом все, же прокукарекал команды, под столь ласковым взглядом Кане, что так и шло на ум что-то насчет маньяка и гимназистки. Мы же нарочно словно, аки на параде изобразили и эталонные 'равняйсь — смирно', и повернулись четко, и шаг только что не печатали. Даже встреченные солдатики, в серой и песочной форме — и те косились недоуменно. Непривычно, и непонятно — чтобы штрафники эдак радовались. А эн — ша, однако, все же мужик покрепче. Морда серая, но голос твердый, свой взвод сразу, так сказать — обуздал, как значить собаку на поводок дернул, мол, здесь вам не тут. Капитан даже как-то с сожалением глянул. Впрочем, и взводный — два все одно себя не так чтобы на курорте ощущает, голос напряжен, да и вообще, его солдаты на него тоже смотрят — ну совсем без любви и обожания.

Конечно, иллюзий не надо. Взводный на самом деле — практически, если не царь и Бог для штрафника, но что-то вроде наместника оных. Может и казнить…. Миловать вот не очень — а казнить — сразу могет. И приказ его надо выполнять. Любой. То есть — совсем любой. Правда, если потом выяснится, что приказ был не того — то взводный сам окажется в рядах штрафников. В лучшем случае. Но — это будет потом. И вполне окажется так — тому, кому выпадет выполнять приказ — будет на то уже все равно.

Взводный, кстати сказать, и впрямь может быть и в весьма больших чинах. Тут дело в мере наказания. Но, есть такой нюанс — командовать штрафниками могут только офицеры или сержанты. Сами штрафники никаких должностей иметь не могут, и все равны. Нет у нас ни отделений, ни старших, ни даже дежурных. Если взводного убьют — кто-то из нас сам займет его место. Но только до конца боя. А потом — обратно в ряды.

Да, если кто чего подумал, насчет того, что мы взводного прикончить решили — это бросьте. Это дело такое — что лучше самому зарезаться. Ооооочень нехорошая после этого смерть выйдет. И рассказать-то не буду, какая и насколько. Не думаю, даже, чтобы и минометчик на такое решился. Да и еще дело — не дадут, в общем-то, другие этого сделать. Потому как за бездействие такое, что значит, позволил убить командира — пойдешь ровно как убийца. Ну а если не доказать, но подозрения сильные — могут и нескольких на жребий взять. И расстрелять. Не мучать, нет. Просто пристрелят и все. Для порядку. Кстати, это и не только командиров, но и других штрафников касается. Чуть что — конфликт какой, или драка — сразу разбирательство суровое, в самом — самом мягком случае — ногайками выдерут. Но это очень редко, так мягко. А если за оружие схватился кто — то все, можно и к гадалке не ходить насчет его судьбы-то. Так что — ничего такого. Никто из нас их убивать не будет.

Ну, в общем, ночевать мы остались в том же каземате. Хотя сменилось все разительно. Сена в каземате стало

гораздо больше, но его аккуратно разложили вдоль стен. По центру стоял грубо сбитый дощатый низкий стол, а вместо скамеек — бревна притащили. В углу у амбразуры отгородили курильню, Варс свирепо пообещал нехорошее за несоблюдение пожбеза. Принесли и поставили на стол ведро воды — попить, если кто хочет. В уборную разрешили ходить самим, да и вообще — дверь никто не запирал, но в коридоре у лестницы скучал солдатик. Нас загнали в один каземат, где теперь стало весьма просторно, а второй взвод — в соседний. Вроде как никто не запрещал и 'в гости сходить', но уточнять никто не стал. А не уточняя идти тем более глупо. Как Варс, завершив наставление о порядках в этом общежитии, исчез — все как-то выдохнули, и завалились на лежки. Куряги поворчали, что, мол, издеваются — курильню отгородили, а табака все одно нету. Впрочем, тут они ошиблись — ближе к вечеру заглянул бледный болезненного вида солдатик в песочке, и тихо вызвал троих человек. Минут через десять они вернулись, таща ведра — с кашей и кипятком, и мешки с хлебом, чаем и табаком. Ужин. Ужин — это всегда хорошо. Каша опять вкусная — не такая, конечно, как 'агитационная', но чувствуется рука Костыля — вкусно и мясо попадается. Вполне себе. Огорчало только то, что есть приходилось очень аккуратно, чтобы гатскую ложку не обломить. Заметил — не один я так же мучаюсь. После трапезы — началось курение. Места в курилке не хватало, потому пошли по очереди — к предупреждениям сержанта отнеслись серьезно, и это правильно. Тем более что и сена тут сухого полно — пожбез соблюдать необходимо. А я тут же, заначив совсем малость — остальную махорку сменял на чай. Напьюсь вволю, благо ограничения на посещение мест общего пользования нету. И тоже принычу чуть, на потом.

После еды да прокурки — всем как-то похорошело. Разлеглись по местам, да и пошли негромкие малословные переговоры. Ну да так сказать — ниочем. Ну кто о каше кто о махорке, кто о сене, в котором, вот падлы, какие-то насекомые — не то чтобы вши или что, скорее муравьи что ли. Но, суки, кусачие же! Ну а об главном — все как-то обходили. Какое-то дурацкое суеверие, что ли — ну вроде как свежепокойника по имени поминать, или что. И только после отбоя, когда дежурный солдатик забрал масляную лампу, и каземат погрузился в темноту, откуда-то из угла послышался негромкий вопрос, который каждый сам себе задавал все это время:

— Ну, что, соколики? Продали мы своего князя? Присягу-то, выходит, предали?

— А и демон с ней — после долгого молчания устало ответил ему кто-то. — Что мне тот князь? Чего я от него видел?

— Хе, а от барона ты видел чего? Каши вкусной поел? — не удержался уже я — Не, каша-то вкусная, спору нет…

— Да чего каша, то я каши не видал! — загорячился кто-то у соседней стены — А только баронские своих так не подставят, как наш… как княжеские!

— Ну, да — со смешком ответил кто-то рядом со мной — Конечно. Уж у барона сдаться не выйдет. Сдохнуть запросто, а вот чтоб баронский кто сдался, даже пусть и наемники — давно не бывало. По первости было несколько случаев… так говорят, и много лет спустя барон, как ловил кого… не после ужина будь рассказано.

— Вот! — а, вот и минометчик голос подал — Верген, он эту, как бишь его… справедливость сделал! Да ты не ржи, я что говорю-то! Вот смотри — что мы, не заслужили что ли штрафного? А? Молчите? А то-то же. А уж про то, как он с этими паскудами поступил — и вовсе честь по чести! Вот уж точно, отольется им…

— Слышь — послышался хриплый голос от нашей стены — Ты это. Не вздумай. Ты ж понимаешь.

— Во — во — поддержали откуда-то из угла — Не дури. Мы ж тоже как ты, но… ты ж знаешь порядок.

— Да ладно вам — засмеялся в темноте минометчик — Вы чего? Что я, совсем дурной? Да и то сказать. Чтоб я этой суке такую легкую смерть, как он моему братцу, устроил? От штыка али пули? Нет уж, хрен ему поперек глотки. Вот попомните мое слово — сам просить будет, чтобы добили… и не бойтесь — уж второй раз я своих на смерть не подставлю, мне того раза хватило. Не беспокойтесь.

— Ну, смотри, паря — недоверчиво ответил хриплый — Тебе жить, чо.

Все как-то примолкли, ворочаясь. Слышно, как солдатик сопит в коридоре — ухо грел, дело ясное. Ну да это нормально. Уже чисто из озорства я снова вздохнул: