Ланселот
Шрифт:
Молчишь. И глаза у тебя пустые.
Ах да, падре, вы же собираетесь взять небольшой приход в Алабаме, проповедовать евангелие, обращать хлеб в тело Христово, отпускать грехи торговцам «бьюиками» и причащать домохозяек
Наконец-то ты смотришь на меня, но как странно! А, вот оно что, я вдруг понял тебя. Я читаю в тебе так же быстро, как тогда, когда мы были неразлучны. Ну, теперь-то мы поняли друг друга по-настоящему.
Скажи мне — прав я или нет?
Ты что-то знаешь, чего не знаю я, и хочешь со мной этим поделиться, но почему-то все не решаешься.
Да.
Ты заговорил! Громко и отчетливо! И смотришь мне прямо в глаза!
Однако по твоим глазам я вижу, что это уже не важно, поскольку то, что должно произойти, произойдет вне зависимости от твоей или моей веры и от того, насколько твоя вера истинна. Я прав?
Да.
И у нас ничего из всего этого не получится?
Нет.
Значит, все кончено? По твоим глазам это вижу. Значит, все-таки мы пришли к согласию.
Да.
Да, но… Но что же дальше? Должно же возникнуть что-то новое?
Да,
Но? Но тебе и оно не нравится?
Молчишь. Значит едешь в свою церковку в Алабаме?
Да.
Какое в этом новое начало? Не опять ли все тот же овес?
Молчишь.
Ладно. Но ты это понимаешь! Кто-то из нас заблуждается. И будет либо по-твоему, либо по-моему.
Да.
Единственное, в чем мы едины, так это в том, что так, как сейчас — не будет. Как вон там.
Да.
Ведь кроме наших с тобой путей, других нет?
Да.
И последний вопрос — почему-то мне кажется, что ты сможешь ответить. Ты ведь знаешь Анну?
Да.
Ты хорошо ее знаешь?
Да.
Она приедет ко мне в Виргинию? Мы сможем начать там новую жизнь с нею и с Сиобан?
Да.
Хорошо. Больше мне спрашивать нечего. А тебе? Может, ты хочешь что-нибудь сказать перед моим уходом?
Да.