Ларc фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий
Шрифт:
Том стучит в дверь дома Хенсонов. Лиз открывает дверь. Она милая — по-другому не скажешь.
Лиз (отводя глаза): Том, тебе действительно необходимо приходить каждый божий день? Было бы куда забавнее, если бы здесь появился кто-нибудь более интересный — хотя бы для разнообразия. Ты знаешь, мне и вправду так одиноко в этом городе. Здесь никто не подходит мне по возрасту. Вы с Биллом слишком молоды, а все остальные слишком стары. Включая Бена, если стоит его учитывать. Как только мой жених напишет, что получил эту работу в Булдере, я уеду, уж поверь мне. И тогда вам всем придется искать другую девушку, чтобы лезть к ней под юбку.
Том: Билл дома?
Л и з: А где ж ему быть? Он учится, а я помогаю родителям
Лиз идет вглубь дома. Ее отец, Мистер Хенсон, полирует стаканы. Она устало смотрит на стаканы, которые он только что закончил обрабатывать, и грубо заталкивает их в коробку с опилками.
В доме Том находит Билла, сидящего среди книг.
Том: Время играть в шашки, Билл, старина!
Билл (вздыхая): Да-да, думаю, что так. Я не слышал колокола, совсем не слышал.
Билл сгребает книги и безутешно раскладывает доску. Он достает шашки из коробки.
Том: Завтрашнее собрание обещает быть удачным. Остальные тоже это знают, и все придут.
Билл: Я каждый раз прихожу на твои собрания, но до сих пор не понимаю, зачем они нужны.
Том: Священник умер, не так ли? Я не поклонник религии, но, в конце концов, он помогал городу осознать, что вопросы морали можно обсуждать вслух. Мои собрания служат той же цели, только гораздо лучше, позволю себе заметить.
Билл ищет пропавшую шашку.
Билл: Слушай, они уверены, что ты когда-нибудь начнешь писать книги, Том. Не в том дело... Почему бы тебе не оставить их в покое... Они и так достаточно хороши.
Том: Хороши? Они хороши?! Я так не думаю. Мне кажется, эта страна о многом забыла. И я стараюсь освежить людскую память, используя примеры.Билл (продолжая поиски): Она пропала. Взяла и пропала. Боюсь, сегодня нам сыграть не удастся. (Билл удовлетворенно смотрит на Тома. Том поднимает доску и протягивает ему шашку, которая была под ней. Билл безмолвно принимает ее.) И что же ты будешь освежать в нашей памяти завтра?
Том: Дух приятия — умение принимать и способность получать!
Билл: И ты думаешь, они все придут послушать об этом? Когда на Рождество ты рассуждал об умении отдавать, нас было только четверо.
Том: Четверо, но все ушли поумневшими. Даже ты понял мой пример с подарками на Рождество. Ты смог определить, насколько искренним был дарящий, судя по обертке от подарка.
Билл: А твой завтрашний пример...
Том (посерьезнев): Да я пока и сам не знаю... Для того чтобы объяснить Догвиллю трудности, связанные с искусством приятия, мне необходим объект, о котором и пойдет речь... Что-то осязаемое... Дар! Он стал бы превосходным примером.
Билл: Ты хочешь сказать, что кто-то — ни с того ни с сего — пошлет нам подарок? Не могу представить себе никого, кто захотел бы подарить нам что-нибудь. С какой стати? Сейчас даже не Рождество.
Том (с сомнением): Нечто большее, чем рождественский подарок. Что-то, подаренное всему городу. Что-то, что заставит их...
Билл: Что, например?
Том (про себя): Как я уже сказал, мне надо подумать об этом. Надо поразмыслить.
Билл (с надеждой в голосе): Если тебе так уж надо думать, берись за дело. Мы не обязаны играть, сам понимаешь.
Том (качая головой): Нет-нет, я с удовольствием сыграю. Я что-нибудь придумаю. Сегодня я в духе. Проблемы — лучшее горючее. Что-нибудь да получится.
Том задумывается. Он серьезно смотрит на доску, как если бы никогда раньше не видел расставленные рядами шашки. Затем он уверенно делает первый ход. Билл издает стон и с тревогой смотрит на доску.
2
Ранняя весна. Ночь
Появляется
«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ТОМ СЛЫШИТ ВЫСТРЕЛЫ И ВСТРЕЧАЕТ ГРЭЙС».
Стемнело. Том в темноте идет по улице Вязов. В домах люди заняты повседневными делами. В горах завывает ветер.
Рассказчик: Было почти совсем темно, когда Том возвращался домой после триумфа, который, несмотря на некоторые усилия со стороны Тома, направленные на продление партии в шашки, наступил весьма быстро. Начался сильный дождь, и ветер превратился в настоящую бурю. Том продрог и запахнул пиджак. На самом деле завтрашнее собрание начинало его тревожить. Что же он использует в качестве примера? Само по себе это было не столь важно; если слов и теорий (его собственного сочинения, и, надо сказать, блистательных) жителям города будет недостаточно, в этом им следует винить самих себя. Конечно, он мог бы рассматривать это как упражнение. Очередную дискуссию о вечных ценностях. Очень полезно попрактиковаться в таких вещах прежде, чем покинуть город и встретить других писателей в местах получше и побольше Догвилля. Он возвращался по улице Вязов, ведомый слабым светом, льющимся из окон, и улыбался сам себе, когда различал в них жителей города, занятых повседневными заботами, которые были ему так хорошо знакомы. Они бы гордились им в любом случае, и не важно, с чем ему придется к ним обратиться.
Бах!
Том останавливается. Звук прозвучал, как далекий выстрел. Дует ветер, под его напором дребезжит лампочка на стене молельного дома (единственное наружное освещение во всем Догвилле).
Бах!
Еще один. Том спешит на другой конец улицы Вязов. Он Останавливается и вглядывается в темноту, стоя у Старой Скамейки. Однако он не слышит ничего, кроме шума ветра.
Рассказчик:У него не осталось сомнений. Это были выстрелы. Машина, забивавшая сваи на болотах, не смогла бы издать такой звук. Выстрелы доносились из долины или, скорее, с Каньон-Роуд, в направлении Джорджтауна. И хотя тьма была почти непроницаемой, он тем не менее пытался разглядеть хоть что-нибудь за горами — там, откуда, как показалось Тому, прозвучали выстрелы. Он простоял целую вечность, дожидаясь новых выстрелов. Но они больше не повторились, и вскоре тьма стала такой, как прежде, а ветер, никогда не стихавший в Догвилле, продолжал завывать так, будто звуки выстрелов вовсе не раздавались в городе. Слегка разочарованный, Том присел на Старую Скамейку, чтобы поразмыслить, на миг погрузиться в свои чувства. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем его мысли вновь свободно поплыли сквозь туман и бурю, на ходу преображаясь в статьи и романы, и толпы поклонников, которые молча внимали Тому после публикации очередного его сочинения, бичевавшего и очистившего душу человеческую. Он видел людей, заключающих в объятия ближнего своего, ведь через изреченные им слова жизнь открылась для них с новой стороны. Это было непросто. Но его усердие и умение управлять как повествовательной, так и драматургической формой донесли послание до читателя. Том улыбался, представляя, как все они внимательно его слушают и мир улучшается по мере того, как века застоя и ненависти превращаются в пыль и исчезают в просветлении, которое принес он. Просветлении, сопровождаемом примерами...
Мы смотрим на Тома с высоты. После этого мы видим его со стороны, все еще на скамейке, погруженного в мысли.
Рассказчик: Том мог провести на скамейке еще полчаса, но новый неожиданный звук пробудил его.
Том смотрит на другой конец улицы Вязов.
Рассказчик: Моисей лаял. Конечно, само по себе это не было необычным, но его лай звучал по-новому. Он лаял негромко, скорее, рычал, — так, будто опасность была совсем близко и не сводилась к пробегающему мимо еноту или лисе. Как если бы собака оказалась лицом к лицу с силой, которую надлежит принимать всерьез, с которой не совладать при помощи пустых рассуждений.