Ларе-и-т`аэ
Шрифт:
А переход на новые кочевье на сей раз предстоит долгий – ибо что может быть дальше, чем будущее, которого еще и нет вовсе?
Аннехара был готов к долгому пути, а заодно и к тому, что на пути этом его поджидают неожиданности – но не к тому, какой облик они примут: знай он об этом загодя – и что же в них тогда останется неожиданного? Великий аргин не предполагал, что они примут облик восьми королей Заречья.
Смешно теперь даже и вспомнить, какими одинаковыми с лица ему казались эти люди еще год назад. Все чужаки схожи между собой и разнятся единственно лишь ростом и возрастом – но окажись рядом, например, с Сейгденом его сверстник, подобный ему сложением, и Аннехара год назад не сумел бы различить их без труда. Лерметта это, понятное дело, не касалось – Нерги был свой,
На самом-то деле люди Правого берега оказались такими ошеломляюще разными, что Аннехаре иной раз мыслилось, будто между ними и вовсе нет ничего общего. Да зачем далеко ходить – взять хоть Лерметта, Орвье и Эттрейга. Ведь сверстники, однолетки почти – а сходства между ними ну никакого! Само собой, Конь Истины в степи не чужак… но даже если сбросить со счетов его знакомство со степными обычаями, натура его все равно останется собою и ничем другим. Недаром степь дала найлисскому послу такое прозвание – с ним удивительно легко быть искренним… с ним и вообще удивительно легко. А вот с Эттрейгом о легкости нет и речи. Нельзя сказать, что эттармский оборотень не в меру горд, неуступчив или задирист – обходительный юноша, умен на диво и с большим достоинством держится, и на слово его Аннехара положился бы без оглядки… но все-таки есть в этом гостеприимно распахнутом шатре некая запертая шкатулка, и ключика к ней великий аргин покуда подобрать не мог. Подумать только, что жизнь во дворцах с людьми делает! А вот в волчьем обличье Аннехара поладил бы с ним без особых хлопот. Волку воля ведома – не то, что человеку. Жаль, право, что Эттрейг не догадался проведать великого аргина, будучи о четырех ногах! Вот тогда бы они могли славно понять друг друга. Впрочем, они ведь еще не завтра прощаются – вдруг да и выпадет случай повидать эттармского волка в его природном виде? Тогда между ними не останется никаких недомолвок. Не то, что с Орвье… вот кого Аннехара не понимал совершенно. Приятный в обхождении мальчик – но ведь именно что мальчик. Сущий ребенок, который притом еще и самого себя боится. Этого Аннехара никак понять не мог.
Даже Аккарф, и тот был ему ближе и понятнее. Жители Окандо и вообще странные люди. Жуткая их идея разделить землю, добровольно связать себя с ее клочком размером с одеяло и сидеть на нем всю свою жизнь безвылазно вызывала у Аннехары, самое малое, судорожное отторжение. Но они были беззаветно верны этим клочкам земли – а верность остается верностью всегда. Что же еще уважать на этом свете, если не верность? Воззрения Аккарфа на жизнь казались великому аргину темной дикостью – но он мог уважать их, и не принимая.
Аккарфа он мог уважать, к Сейгдену испытывал стойкую симпатию – еще и потому, что с суланским лисом его отчасти сближал возраст – но, за вычетом Лерметта, ближе всех Аннехаре был все-таки Эвелль. И не только оттого, что годами он, как и с Сейгденом, не слишком-то и разнился. Нет, сходство было совсем в другом. Аннехара и парой слов еще не обменялся с Эвеллем, когда заметил, как тот едва заметно щурит глаза. Жители городов и уроженцы леса не имеют надобности вглядываться в даль. Простор есть простор, степная ли трава волнами катится под копыта или морская вода шелестит, расстилаясь перед кораблем. Табуны Эвелля пасутся на морской глади, набивая брюхо отменной рыбой, и какая разница, живые ли кони под седлом или деревянные под парусом приносят диковинные ткани, сосуды с редкими лекарственными зельями и золотые монеты с непривычной
О принцессе Адейны Аннехара думал редко – а если и думал, то мимолетно, и не о ней самой, а о ее беззащитности перед зарвавшимся соседом. Зато сосед ее, Иргитер…
– Сложно вы живете, – заметил Аннехара, потягивая горячий травяной отвар с темным суланским вином. – В степи живут куда проще. А уж от поганцев таких и вовсе просто избавляются.
– Это как? – почти наивно поинтересовался Сейгден.
Лерметт, отлично знающий, как , промолчал.
– В войлок завернуть да спину перегнуть, – бесстрастно объяснил Аннехара. – И следов никаких. Мало ли, спину себе сломал… со всяким случиться может.
– Совершенно беззаконный способ, – отчеканил Лерметт и, помолчав, добавил с невозмутимой ухмылкой, – но очень соблазнительный.
Глаза его недобро смеялись. Аннехара отвел взгляд: такое с Нерги случалось редко.
– Очень, – согласился Сейгден.
– Боги, как же мне надоел этот злобный безмозглый кретин! – вздохнул Лерметт, мало-помалу расслабляясь. – Не знаю, как у меня сегодня достало выдержки не удавить его собственными руками!
Хватило, подумал Аннехара. Хватит и впредь – довольно глянуть на твои руки, спокойно возлежащие на коленях вместо того, чтобы судорожно комкать в приступе ярости подушки, и сразу становится ясно, что выдержки тебе не на одну такую битву в совете достанет.
Сейгден поудобнее устроился на ковре, поглядывая на великого аргина, чтобы скопировать его позу – что поделать, нет у человека привычки к степному обустройству жилья… хотя раз от разу, надо отдать ему должное, в покоях Аннехары он чувствует себя все увереннее. Глядишь, скоро совсем освоится.
– Забудь, Нерги, – посоветовал великий аргин. – Иргитер, конечно, дурак и склочник отменный – но что он может сделать?
– К сожалению, многое, – ответил Лерметт.
– Прежде всего он может упереться рогом в землю, – поморщился Сейгден. – Что он, строго говоря, и делает. Этого уже одного довольно, чтобы от неприятностей отбою не было.
– Если Большой Совет собрался, уехать с него, не приняв решения, нельзя, – пояснил Лерметт. – А решение можно принять только единогласно.
– Мы не можем сидеть здесь вечно, – хмуро заметил Сейгден. – Хорошо еще, что от Аффрали, Эттарма и Адейны не короли приехали… но ни я, ни Аккарф, ни Эвелль не можем ждать до бесконечности, а Иргитеру это на руку. Не селиться же нам здесь. Найлисс – красивый город, но с него и одного короля хватит.
– Иргитер тянет время, – устало произнес Лерметт. – Берет на измор. В надежде, что короли сдадутся просто для того, чтобы уехать, а заодно уговорят Эттрейга, Орвье и Шеррин им не препятствовать.
– А для этого отдать свои голоса его риэрнскому величеству, – подытожил Сейгден.
– Зря надеется, – ухмыльнулся Аннехара. – Он уязвим не меньше, чем вы. Его хитрость играет не только против вас – против него тоже. И у него дома трон без присмотра оставлен. Так что ему нет никакого резона зря время терять.
– А он его и не теряет, – возразил Лерметт.
– Например, он вводит нашего гостеприимного хозяина в лишние расходы, – заметил Сейгден, разглядывая пламя светильника через свою небольшую тяжелую чашу из эттармского стекла с затейливой вязью тонкой резьбы. Темно-золотистое вино сияло, как расплавленный свет.
– Не стоит об этом, – чуточку резко произнес Лерметт в ответ на испытующий взгляд Аннехары.
– Нет, отчего же? – ухмыльнулся Сейгден. – Все очень просто. Ответные балы, приемы и прочую неизбежную дань вежливости мы затеваем на собственные средства – но и только. Обеспечить все остальное – обязанность хозяина. Пока в совете вместо нормальных переговоров стараниями Иргитера длится эта вялотекущая склока, деться нам некуда. Можно сократить свои расходы – но нельзя запретить хозяину дома расходоваться на тебя.