Ларец графа Сен-Жермен
Шрифт:
Нюра откровенно зевнула, давая понять, что ночные разговоры ей надоели и вообще давно пора спать.
– Ах ты, зараза же хитрая! – вздыхал дядя Паша. – Ну, и что же мне теперь делать? Как же я Анюте в глаза посмотрю?
Нюра снова зевнула и улеглась на свой коврик.
Дядя Паша вцепился в свои волосы, пытаясь найти выход из ужасного положения…
И это испытанное средство помогло.
Он достал из своего шкафа тот самый соседкин мешочек с лавандой.
Конечно, мешочек заметно отличался от того, который стащила Нюра, да и запах был другой,
Укоризненно взглянув на Нюру, он поднялся на второй этаж, положил мешочек в открытый ларец, захлопнул крышку и спрятал ларец на прежнее место. Закрыв тайник, он спустился на первый этаж.
Нюра спала или, по крайней мере, делала вид, что спит.
Дядя Паша улегся – и, как ни странно, тоже заснул, хотя на этот раз совесть у него была не вполне чиста.
Самый тяжелый час ночи – время от трех до четырех часов. В этот глухой час тот, кого мучает бессонница, окончательно понимает, что не сможет заснуть, и приходит в отчаяние. Даже тем, кто спит, снятся в этот час самые мрачные, самые тяжелые сны, после которых остается глухая, бесформенная тоска. В этот час по городу разъезжает больше всего машин «Скорой помощи», потому что именно от трех до четырех часов ночи случается большинство сердечных приступов.
Именно в этот час к больнице Святого Маврикия подъехал темно-серый «Фольксваген».
Припарковав машину возле служебного входа, из нее вышли двое мужчин. Один из них даже в этот поздний час выглядел безупречно – отлично сшитый итальянский костюм, хорошо уложенные волосы цвета «соль с перцем», на руке – золотые часы фирмы «Картье». Второй был далеко не так импозантен – мрачный широкоплечий тип в мятом пиджаке, с тяжелым подозрительным взглядом.
– Ну, надеюсь, ты узнал, где тут это отделение повышенной доходности? – осведомился импозантный мужчина у своего спутника.
– Само собой, шеф, – поспешно отозвался тот. – Вон по той лестнице на второй этаж.
– Ну, хоть что-то тебе можно поручить.
Двое спутников быстро поднялись на второй этаж, подошли к застекленной двери платного отделения. Шеф оглянулся на своего спутника и распорядился:
– Спрячься пока за углом, у тебя внешность не самая располагающая.
Едва тот скользнул за угол, шеф нажал на кнопку звонка.
За стеклянной дверью появился заспанный охранник.
– Ну, что еще? – протянул он, позевывая. – Закрыто у нас! Утром приходите!
Шеф придал своему лицу крайне озабоченное выражение и проговорил задыхающимся от волнения голосом:
– Откройте, прошу вас, откройте! Дело жизни и смерти!
– Если у вас тяжелобольной, везите его в приемный покой! – отмахнулся охранник. – Мы ночью все равно никого не принимаем! Утром приходите, вот тогда…
– Нельзя до утра ждать! – возразил шеф и приложил к стеклу крупную купюру.
– Ну, если уж вам невтерпеж… – проговорил охранник, на которого последний аргумент подействовал убедительно, и открыл дверь.
Тут
– Ну, что у вас? – осведомился охранник и потянулся за деньгами.
– Э нет! – Шеф спрятал купюру за спину. – Утром стулья, вечером деньги.
– Какие еще стулья? – переспросил охранник.
– Сначала ответь на наши вопросы, тогда и получишь свое!
– Мы так не договаривались! – Охранник попытался оттеснить посетителей к двери.
Мрачный тип схватил его за воротник, встряхнул и проговорил:
– А тебя никто и не спрашивает. Шеф велел ответить на вопросы – значит, отвечай. Или костей не соберешь.
– Ка… какие вопросы? – пролепетал охранник, клацнув зубами.
– Кукушкин Иван Иванович в какой палате лежит? – осведомился шеф.
– Кукушкин? – переспросил охранник. – Иван Иванович? Нет у нас никакого Кукушкина!
– Не может быть, – мрачный тип взглянул на шефа. – Должен быть тут!
Он снова встряхнул охранника и процедил, играя желваками:
– Знаешь, что мы с тобой сделаем, если ты нам врешь?
– Я не вру! Честное слово, я не вру!
– Он не стал бы нам врать, – примирительно проговорил шеф, – Он же себе не враг. Покажи-ка нам, дружище, список больных на отделении…
– Слышал, что шеф сказал? – рявкнул мрачный тип. – Делай что велено!
– Я… я сейчас… – охранник трясущимися руками выдвинул ящик стола, достал оттуда листок с отпечатанными на нем именами.
– Вот и хорошо, – промурлыкал шеф и пробежал список глазами. – Да, наш друг не соврал, Кукушкина в этом списке нет…
– Как же так? – растерялся его мрачный спутник. – Где же он?
– Если Кукушкина нет в списке, это еще не значит, что его нет в отделении! – нравоучительным тоном произнес шеф. – Он наверняка здесь, только скрывается под псевдонимом!
– Под чем скрывается? – переспросил его спутник.
– Под вымышленным именем, тундра! Ну-ка, посмотрим, что у нас тут… Ну, А. Сельдереева и Б. Редискина сразу отпадают, точно так же, как В. Лукницкая и Д. Петрушевская… дальше, Л. Лимонов тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения, не подходит по возрасту… М. Абрикосов, тысяча девятьсот девяностого года, тоже… Остаются трое более-менее подходящих – Р. Голубец, тысяча девятьсот пятидесятого года, Т. Каменистый, тридцать восьмого года, и П. Крысенко, пятьдесят первого… Каменистый, пожалуй, староват, но проверить нужно…
– Каменистый… вроде какая-то знакомая фамилия…
Запомнив номера палат, в которых находятся подходящие пациенты, шеф повернулся к охраннику, вручил ему купюру и проговорил:
– Возьми свои сребреники, ты их честно заслужил. Только запомни, дорогой друг, для своего же блага: ты нас не видел, здесь ночью вообще никого не было.
– Это я понимаю, – закивал охранник, торопливо пряча деньги. – Я ведь не дурак!
Первым делом ночные гости направились в палату номер два, где, судя по списку, находился пациент Р. Голубец.