Ларец с опасным сюрпризом
Шрифт:
Он выглядел на удивление свежо, как будто бы и не было двух бессонных ночей. Здоровья старец был немереного. Возможно, что именно отсюда у него столь невероятный дар целителя.
– Григорий, для наследника ты с трех лет ангел-хранитель. Не обижай меня и Аликс, прими от нас этот скромный подарок, пусть он тебе напоминает об Алексее.
– Как же так, Николай Лексаныч, – несколько сконфуженно проговорил старец. – Неужто ты не знаешь, что за свое лекарство я ни денег, ни даров не беру. Ежели, конечно, стол хороший накроют и мадеру поставят, тогда отказываться не стану. Уважу! А чтобы подарки… – покачал он головой, посмотрев
– Ты вправе распорядиться нашим подарком, как тебе заблагорассудится. Но вещь редкая, другой такой не сыщешь во всем мире. Взгляни, Григорий.
– Эх, государь, Николай Лексаныч, – укоризненно покачал головой старец, – даже не знаю, что и сказать…
Взяв из рук царя пасхальное яйцо, он приоткрыл его и весело рассмеялся:
– Ха-ха-ха! Чудно! Колыбель в нутрях!
Самодержец улыбнулся.
– А ты, Григорий, посмотри, что в коляске. Это тоже сюрприз.
Приоткрыв коляску, старец задорно рассмеялся. Царь подумал о том, что прежде ему не доводилось слышать смеха Распутина. Забавно, однако!
– Царевич Лексей! А как похож! Это надо же такое сработать… Ну и дела! – Неожиданно он вновь стал серьезным. – Но взять не могу. Не положено. – И отставил пасхальное яйцо в сторону.
Государь оставался непреклонен.
– Пойми меня правильно, Григорий, это не только моя просьба, об этом просила еще и Аликс.
– Матушка? – В голосе Григория послышалась слабина.
– Да… Ты просто его возьми. Можешь отдать его дочерям, а можешь подарить кому желаешь. Только сделай милость, не откажи!
– Ну, коли так, государь, – с видимой неохотой потянулся Распутин за пасхальным яйцом. – Благодарствую. Пойду я… Надобно еще Маняше Долгоруковой заговор сделать. Все на мигрень жалуется. Уж я ее излечу! – пообещал он серьезно.
– Коли так, Григорий, ступай, – не сумел сдержать улыбки Николай Александрович.
Старец ушел.
Николай Александрович посмотрел вниз из окна. Григорий уверенно вышел из здания и быстрой походкой направился мимо колонн к стоявшим рядком экипажам. У клумбы с георгинами прогуливались несколько статс-дам, в одной из которых государь узнал близкую подругу Аликс – Юлию Ден. Заметив приближающегося Распутина, она с подчеркнутым пиететом приблизилась к старцу и, взяв его ладонь, приложилась к его пальцам губами. Распутин чинно благословил приостановившихся женщин и, не оглядываясь, столь же быстрым шагом заторопился к экипажу.
Николай Александрович отошел от окна и, позвонив в колокольчик, позвал флигель-адъютанта. Трубецкой явился тотчас, почтительно склонив голову, спросил:
– Вызывали, ваше величество?
– Да… Вот что, Семен… Ты случайно не знаешь, кто сейчас в фаворитках у нашего Григория?
Трубецкой едва заметно улыбнулся, стараясь спрятать удивление: прежде подобные вещи царя не интересовали.
– Таких женщин много, ваше величество. Трудно даже сказать… Но полагаю, что каждая из женщин считает себя его главной фавориткой.
– Не сомневаюсь, – сдержанно отвечал Николай Александрович. – Скажу по-другому: кому Григорий в последнее время отдает наибольшее предпочтение?
– Пожалуй, что княгине Раевской. За последний месяц он трижды ездил к ней в Москву. Она тоже весьма часто бывает в Петрограде.
Николай Александрович едва улыбнулся, вспомнив представление княгини Анастасии Раевской ко двору. В этот же вечер она, получив от императрицы вензель городской фрейлины,
– А у нашего друга весьма недурной вкус!
Глава 8
Сигарета натощак, или Очередное убийство
Жена вместе с дочерью и сыном съехали две недели назад на дачу к теще и, похоже, в ближайшие полтора месяца возвращаться в Москву не собирались. В отсутствие семьи трехкомнатная квартира выглядела огромной и какой-то нежилой. Никто не рвался в его кабинет, чтобы занять ненужными разговорами, не предлагал сыграть партию в шахматы… В общем, Илья Никольский всецело был предоставлен сам себе, активно пытаясь извлечь из такого существования определенные плюсы: включал телевизор на достаточную громкость во время трансляции футбольных матчей, громким ором подгонял нападающих и в неограниченном количестве пил пиво. Правда, существовали и некоторые негативные стороны: следовало хоть как-то поддерживать чистоту в квартире и мыть посуду, которой вдруг оказывалось невероятно много. А потом, его никто не встречал с радостным писком с работы и не выклянчивал деньги на маленькие детские радости… В общем, где-то было даже скучновато.
В этот раз Никольский вернулся с работы далеко за полночь: в своем загородном доме был убит один из крупных акционеров «УралСибНефти» Лаврентьев, и требовалось произвести самое тщательное расследование.
Вспомнил, что не успел поужинать, и, не желая отказывать себе в маленьких радостях, навернул большущую тарелку борща и с аппетитом съел кусок запеченного мяса, купленного накануне. Так что он имел полное право поспать хотя бы до восьми часов утра, но телефонный звонок, как это нередко случается, прозвенел в тот самый момент, когда его сладко и со всех сторон обволокла дрема. Пошарив рукой по тумбочке, Илья дотянулся до телефона, посмотрел на экран и невольно крякнул: звонил начальник следственного отдела, что само по себе сулило мало хорошего.
– Слушаю, – бодрым голосом отозвался Никольский.
– Илья Тимофеевич?
– Он самый.
– Это вас Синюхин беспокоит. В Староконюшенном переулке убит сторож. Мы бы хотели, чтобы вы занялись этим делом.
– Но ведь у меня…
– Я понимаю, что вы загружены больше, чем кто-либо, но мы решили остановиться на вашей кандидатуре, потому что рассчитываем на быстрый результат. Все-таки самый центр Москвы, там кругом посольства… Люди там живут далеко не простые, так что многие начинают уже нервничать.
– Хорошо. Когда мне приступать? – спросил Никольский, рассчитывая на некоторую отсрочку.
– Чем скорее вы займетесь этим делом, тем будет лучше. Территория места убийства оцеплена. Вас уже ждут.
– Выезжаю, – едва подавил вздох разочарования следователь, понимая, что все надежды на глубокий сон раскололись вдребезги…
Он подошел к Староконюшенному переулку ровно в восемь часов утра. Несмотря на ранний час, подле места преступления, огороженного красной лентой через пять высоких вешек, уже толкались несколько зевак, энергично делясь впечатлениями. Конструкция ограждения весьма напоминала неправильный пятиугольник с большим тупым углом, упиравшимся в старый проржавленный забор. В центре площадки стояли три человека в неброских джинсовых костюмах. У одного из них через плечо висели два фотоаппарата с мощными объективами, двое других были налегке: второй что-то отыскивал небольшой веточкой среди комьев грязи, а третий, присев на корточки, пристально разглядывал отпечатки следов.