Ларец Самозванца
Шрифт:
Сельцо же росло все эти годы. Здесь в основном жили охотники. Глухие места не слишком располагали к земледелию, и благодаря этому недород минувших лет на смердах почти не отразился. Впрочем, как и смена власти. Им – что Годуновы, что Дмитрий, что Шуйский… Всё одно – подать плати, ратников в войско выставляй… Опять же, наместнику здешнему выход надо выплачивать… Жизнь как жизнь!
Село выросло, теперь в нём было более двух сотен голов, а на полях, чёрных по весне, к осени заколосится густая рожь. Сотня Кирилла, усталая после долгого и тяжёлого дня, въехала в него
– Эй! – рявкнул сын боярский, наклоняясь в седле и окриком привлекая к себе внимание местной красотки, с вёдрами бредущей от речки. – Старосту позови, милка! Да поспешай, мы торопимся!
Девка, видать погруженная в свои мысли, от резкого окрика вздрогнула и расплескала половину воды.
– Ну, чего обмерла! – не на шутку рассердился Кирилл. – Отвечай, где староста!
Деревянные вёдра с глухим стуком упали в пыль, которую через мгновение обильно покропило водой. Подхватив повыше подол рубахи, девка с заполошным воплем бросилась прочь.
– Догнать? – хищно предложил кто-то из казаков, ехавших подле.
– Незачем! – возразил Кирилл. – Староста сам пожаловал… кажется!
Староста, не староста, но три с лишним десятка мужиков, сплошь вооружённые – вилами, дрекольем, топорами, а кто-то и охотничьими луками, неспешно скапливались в дальнем от сотни конце улицы. То, как они выстраивались, мало походило на нормальное боевое построение, но вряд ли стоило ожидать чего-то большего от простых селян!
– Эй, что происходит? – рявкнул Дмитро Олень, на всякий случай, обнажив саблю. – Мы свои, царёвы люди!
– Воры вы, а не царёвы люди! – прорычал огромный, чёрный как цыган мужик в кожаном фартуке и с охотничьей рогатиной в руках. – Воры, тати, против царя руку поднявшие! Царь наш – государь Дмитрий Иванович и более никто!
Кирилл сильно удивился.
– Нет никакого Дмитрия-царя! – пуская коня вперёд, сурово возразил он. – То – тать был, самозванец, а на самом деле – Отрепьев Гришка, сын Богданов! Монах беглый! Так того на Москве уже неделю как казнили… И праха не осталось на земле православной! В том крестом, Богом клянусь!
– Лжец! – взвыл невысокий, круглый как бочонок мужичок, одетый побогаче остальных. – Лжец! И клятвы твои – клятвы антихриста! Мы сами государя Дмитрия Ивановича – живого да здорового – вчерась здесь видели! Проскакал сам-второй![7]
– Дмитрий?! – изумился Кирилл, лично видевший труп Самозванца и даже участвовавший в его уничтожении. – Да он же… Он мёртв! Я сам его труп видел!
– Значит, это – другой был кто-то! – решительно возразил крестьянин. – Разве ж может быть, чтобы государя нашего, Дмитрия Ивановича, мы не узнали! Мы ж не нехристи какие-нибудь, чтобы Государя не ведать! Сам он, сам! Собственным, значит, ликом! Так что заворачивайте коней, ироды! Не дадим за нашим государем в погоню пройти! Не пустим!
– Эй, отче! – проревел, оглушая не только чужих, но и своих, Павло Громыхало, вместе со своими стрельцами уже изготовившийся к бою. – Ты не видишь, что ли, с кем дело имеешь?! Прочь с дороги, пока есть, кому своими ногами уходить! Ну, кому говорю!
– Да пошёл ты… - отозвалось
– Ах, так… - задохнулся от гнева Павло, нащупывая рукоять сабли. – Стрельцы! Спешиться! Пищали
го-товь! Бердышники – на фланги!
– Павло! – негромко окликнул его Кирилл. – Не горячись…
– Так ведь… сотник! – взревел тот, возмущённый. – Они ж лаются, псы поганые! Оскорбляют! Терпеть, что ли?
– Вот-вот! – хмуро подтвердил Кирилл. – Что-то уж больно наглы… для почти безоружных селян! Нет, тут что-то не так. Они нас как будто заманивают…
– Осторожен ты… сын боярский… - скрипнул зубами Павло, чуя, что возможность подраться тает, как неверный снег, что выпал в середине мая. – Нельзя же так, право слово! Мои молодцы их там всех в крошево… только прикажи!
Кирилл заколебался… Что там говорить, у него у самого кровь кипела от гнева, да и ладонь правая чесалась – требовала вложить в неё рукоять сабли. Но нет, селяне слишком наглы… Слишком! Да и плетни слишком близко от улицы. Если там – засада, его всадники окажутся между двух огней. Их покрошат прежде, чем удастся что-то сделать!
– Нет! – сухо возразил он. – Мы уходим!
Павло, не сдерживаясь более, пустил длинную и совершенно непристойную тираду…
Однако, некоторое время спустя, он убедился в правоте своего командира. Как только отряд начал заворачивать коней, из-за соседних плетней начали подниматься вооружённые люди. Вот здесь уже хватило и пищальников, причём у большинства из них дымили фитили, то есть они готовы были стрелять… Теперь оказалось, что число защитников села сравнялось с числом воинов отряда.
– Мы уходим! – громко сказал Кирилл. – Вы ведь этого хотели?
Кто-то из смердов ответил так, что даже у хладнокровного Кирилла кожа заскрипела на крепко стиснутых кулаках. Эх, будь они вольны в своих поступках, ударили бы сейчас всем скопом… а потом уже решали бы, правы, или нет! Вряд ли смерды устояли бы против отряда, в котором чуть ли не каждый воин стоит десятерых таких соперников! Или…
– Что-то уж больно хороши тут стрельцы, сударь Кирилл! – пробормотал Павло, из-под низко надвинутой шапки озирая улицу. – Я б сказал, такие, что и мне в полусотню не стыдно взять будет!
– Я тоже так думаю… - вздохнул Кирилл. – Засада здесь, друг Павло, я ж говорил… Дадут ли и уйти!
– Дадут! – Павло внезапно оскалился. – Уводи конников, сотник! Я тут пока со своими пошустрю…
Однако не пришлось.
– Уходите! – громко и твёрдо приказал всё тот же, невысокий мужичок из первого отряда. – Мы не хотим никого убивать, но и государя нашего, Дмитрия Ивановича, в обиду не дадим! Прочь, нехристи!
– Самозванец, именовавший себя Дмитрием, сыном Ивановым, мёртв! – громко и отчётливо, пусть ни на что не рассчитывая, сказал Кирилл. – Я сам видел его труп! Вы же, против законного государя, царя Василия Ивановича, меч поднявшие, ещё поплатитесь за своё воровство… Вспомните ж меня, когда сюда придут наши воины и порушат ваши дома, обрюхатят ваших баб, а вас самих перевешают на деревьях!