Ласковый голос смерти
Шрифт:
— Расскажет со временем. Не стоит спешить.
Колин пытался проделать с ней то же самое, что и со мной, — загипнотизировать, промыть мозги и прочее, — но у него ничего не получилось. Он не смог подчинить ее себе и в итоге посадил под замок. Одри казалось, будто он решил от нее избавиться. Она боялась закрыть глаза и заснуть, опасаясь, что, проснувшись, обнаружит его рядом с собой. Или — что вообще не проснется.
Сэм потягивал капучино, поняв, что больше я ничего не скажу.
— Значит, когда вам
— Думаю, да. Либо дадут пинка под зад, либо я вернусь на работу.
— Что ж, по крайней мере, вы можете поехать с нами отдохнуть. Если завтра вернетесь на работу, сможете ведь подать заявление на отпуск?
Об этом он постоянно твердил последние две недели. Они планировали провести рождественскую неделю в коттедже в Девоне, который забронировали в прошлом году. Там было всего две спальни, но Сэм собирался спать на диване, если я поеду с ними. Айрин настаивала на том, что мне нужен отдых.
«На самом деле мне нужно только одно — вернуться домой, к нормальной жизни», — подумала я.
— Вряд ли я смогу поехать, — сказала я. — Весьма любезно с вашей стороны, но у меня слишком много дел. И я не могу оставить Одри.
— Вы же сами говорили, что ей лучше. Одна неделя ничего не изменит. И все ваши дела подождут.
Рано или поздно этот разговор должен был состояться — он висел в воздухе с тех пор, как Сэм предложил мне переехать к ним в свободную комнату. Я постоянно его откладывала, надеясь, что проблема разрешится сама собой, но становилось лишь хуже.
— Сэм, — заговорила я, испытывая неловкость, — и все-таки я не понимаю… Чего вы от меня хотите?
— Я ничего не хочу, — весело ответил он.
— В смысле, мы ведь друзья?
— Да, конечно.
— И ничего больше? Мне просто кажется странным, что я переехала в ваш дом. А теперь еще и еду с вами отдыхать. Честно говоря, я совсем не разбираюсь в людях, и мне не хочется дать вам повод… Как бы это… Ожидать…
— Я ничего не ожидаю, — сказал он. — И в том, что вы к нам переехали, нет ничего странного. Мы ведь вас пригласили? И разве друзья не помогают друг другу?
— Извините, — ответила я, чувствуя, как к щекам приливает жар.
Из-за его обезоруживающе расслабленного вида все казалось намного сложнее, чем я могла представить.
— Вам не за что извиняться, — сказал он.
— Вы что, гей? — выпалила я. — Не в том смысле, что нужно быть геем, чтобы мной не интересоваться, вовсе нет… Я просто имела в виду — чем я вам вообще интересна? Я по крайней мере на двенадцать лет вас старше, и… В общем…
Я оглядела себя, словно все было ясно без слов.
Сэм поперхнулся капучино. Откашлявшись, он уставился на дно чашки, словно ответ крылся в кофейной гуще.
— Я не гей, — улыбнулся он, сдерживая смех. — Меня просто устраивает холостяцкая жизнь.
Я молча отхлебнула чая. Разговор зашел не в то русло. Я уже сочинила очередное извинение, когда он меня вдруг удивил:
— Дело вовсе не во внешней привлекательности. Вы приятная и умная женщина, и с вами очень интересно разговаривать, хотя, похоже, вы сами этого не понимаете. Но… — Он глубоко вздохнул. — Давайте мы просто останемся друзьями?
— Да, — облегченно вздохнула я. — Будет просто здорово.
— И значит, можно вместе поехать отдыхать?
Я поняла, что отказаться уже не смогу.
— Ладно. По-дружески.
В сумочке запищал телефон. Номер на дисплее был скрыт, — вероятно, звонили из полицейского управления. Глубоко вздохнув, я ответила.
Колин
Я всегда гордился своим умением находить лучший выход из любой ситуации. Даже если я иногда жалуюсь, это лишь здоровое проявление возмущения тем, что нарушаются мои основные права.
В данном случае — право на свободу.
Адвокат (они прислали какого-то юнца в плохо подогнанном костюме, с прыщами на лбу, но свое дело он, похоже, знает) не смог в точности мне сказать, сколько я здесь пробуду. Меня держат в следственном изоляторе по обвинению в похищении человека и угрозе насилием, что, конечно, ужасно, но это я еще могу выдержать. Я уже добился определенной известности, а когда сокамерники подтрунивают надо мной, мне достаточно лишь взглянуть на них определенным образом, пробормотать несколько заклинаний, и они немедленно затыкаются. Выглядит это довольно забавно, а заодно позволяет скоротать время.
Обратная сторона моей известности состоит в том, что это уже третий следственный изолятор после второго ареста. Каждый раз, когда в заведении, где я нахожусь, случается самоубийство, они считают, что виноват я, и отсылают меня подальше.
Я много раз говорил, что это просто смешно, — я не интересуюсь смертью как таковой. Зачем мне это? Постоянные перемещения доставляют массу неудобств. Не знаю, почему такого опасного парня попросту не поместят в одиночную камеру, — меня это устроило бы куда больше. Если меня опять куда-нибудь переведут, надо будет предложить.
Мне пишут люди, оказавшиеся в ужасающих обстоятельствах, — парализованные после несчастных случаев, смертельно больные, те, кто хочет «умереть достойно», но не может позволить себе поездку в Швейцарию и не желает возлагать вину на близких.
Естественно, я не в силах им помочь. Возможно, мог бы — в ответ на одно особо трогательное письмо я посоветовал поискать в Интернете информацию о добровольном отказе от пищи, — но зачем, черт побери? Их смерть все равно ничего мне не даст. Мне нечего будет наблюдать.