Ласточ...ка
Шрифт:
– Кто? – спросила маска.
Ольга молчала.
– Кто родился? – настаивала маска, тыкая в лицо Ольге промежность.
– Девочка, – ответила Ольга. – Как сырок плавленый.
– Чего? – удивилась маска.
После этого она ничего не помнила. Очнулась от знакомого голоса, который сказал ей что-то хорошее.
– Есть хочешь? – спросила Зоя Петровна.
– Нет, спасибо, – ответила Ольга.
– Надо, поешь, – велела Зоя Петровна, и Ольга послушалась. Зоя Петровна оставила ей на тележке холодную мясную запеканку. Ольга взяла вилку, отковырнула кусок. Прожевала. Оставшееся она глотала, не пережевывая.
Ее перевели в палату. Двенадцать человек. Всем приносили детей на кормление, а Ольге – нет. Она спрашивала, где ее дочка, у медсестер, но они не знали. Медсестер было четыре. Две – в одну смену, злые. Две – в другую, добрые. Добрые медсестры, сменившие злых, Ольге и сказали, что дочка ее на третьем этаже в кювезе. Плохенькая. Поэтому и не приносят на кормление.
Вечером, когда медсестры ушли пить шампанское и есть шоколадные конфеты, подаренные на выписку, Ольга пошла искать дочь. Дошла до выхода на лестницу, долго, очень долго поднималась на один пролет.
Зашла в палату, где лежали детки в кювезиках. Подолгу всматривалась в надписи. У Ольги зрение было минус два. Не так много, но надо вглядываться, чтобы увидеть. Очки она не носила, считая, что в них выглядит еще хуже.
– Ты что тут делаешь? – В палату зашла медсестра и увидела Ольгу. Та как раз дошла до конца одной стены.
– Дочку ищу, – ответила Ольга.
– А кто разрешил?
– Пожалуйста, мне очень надо, – попросила Ольга.
– Ладно. Как фамилия?
– Кириллова.
– Вот здесь. – Медсестра махнула в сторону другой стены и ушла. – Пять минут – и чтобы я тебя здесь не видела, – сказала она.
– Спасибо.
Ольга хотела сказать медсестре, что плохо видит, но побоялась. Неужели мать не узнает своего ребенка? Она пошла в указанном направлении, вглядываясь в надписи. Около четвертого по счету кювезика остановилась – там лежал туго запеленутый красивый младенец со светлыми волосиками. Ольга сощурилась, разглядывая надпись с именем-отчеством и фамилией матери. Да, она, Кириллова Ольга Михайловна. Она стояла и смотрела на сверток. Потом посмотрела на того ребенка, что лежал рядом, справа. Нет, ее лучше. Тот ребенок, маленький, чернявенький, спал с недовольным личиком. Ольга прищурилась. Над соседним кювезиком тоже было написано Кириллова Ольга Михайловна. У Ольги захолонуло сердце. Она стала вглядываться, да, этот красивый ребенок – Кириенко, значит, не ее. А ее – этот, эта, с недовольным личиком. В этот момент в палату опять зашла медсестра.
– Я же сказала, пять минут. Иди отсюда.
Ольга вышла и пошла вниз. Вниз по лестнице идти было легче, чем наверх. Ольга вернулась в свою палату, перетянула на талии пеленку коричневого цвета, скрывающего плохо простиранные пятна чужой крови, и легла. Думала, что не заснет от потрясения, а заснула сразу же. А утром ей принесли дочку. Ту – маленькую, чернявенькую, с недовольным личиком. Ольга держала дочку и пихала ей в ротик с опущенными уголками губ грудь. Дочка отказывалась брать предложенное. Ольга опять впихивала, как делали ее соседки по палате, но дочка была упрямой. Ольга плюнула на кормление и развернула пеленку, чтобы ее хорошенько рассмотреть. На ручках дочки бинтом были привязаны бирки из клеенки. Ольга повернула бирку и прочитала: «Смирнова Алла Сергеевна». Ольга резко отодвинула девочку и почти бросила ее
– Это не мой ребенок, – сказала ей Ольга.
– А чей? – удивилась медсестра, с подозрением глядя на Ольгу.
– Там написано: «Смирнова Алла Сергеевна».
– Ой, наверное, перепутали. Давай сюда. – Медсестра уже держала одного ребенка и ждала, что Ольга положит ей на локоть второго.
– Нет, а может, моя. – Ольга взяла на руки девочку, прижала ее к груди.
– Ладно, давай – разберемся, – сказала медсестра. Ей нужно было унести еще нескольких младенцев.
– Нет, эта моя. Точно моя. Я ее видела, наверху, а может, не моя, у меня зрение минус два, я могла перепутать. Там надписи были мелкие. – Ольга пыталась объяснить, но по выражению лица медсестры видела, что та считает, что мамочка не в себе.
– Давай, щас все выясню. Твоя – значит, твоя.
Ольга отдала ребенка. Пока соседки по палате, сдав детей, обсуждали мужей и свекровей, Ольга сидела, глядя в одну точку. Медсестра не возвращалась. Через час Ольга не выдержала и пошла в сестринскую. В комнате стоял запах праздничного увядания – шампанского и засохших цветов.
– Простите, вы нашли моего ребенка? – спросила она у девочек-медсестер. Той медсестры, которая забирала детей с кормления, не было.
– Кириллова, да? Какого ребенка? Ты что такое говоришь? Хочешь – таблеточку дам? – спросила Леночка, медсестра из «доброй» смены.
– Нет, моего ребенка перепутали с чужим, – начала объяснять Ольга. Леночка смотрела на нее с испугом.
– Пойдем, я тебе укольчик сделаю. Поспишь, – предложила она, выводя Ольгу из сестринской в сторону процедурного кабинета.
– Нет, правда, там было написано «Смирнова Алла Сергеевна», но вообще-то у меня зрение плохое, поэтому я не уверена. А та медсестра обещала выяснить, – объясняла на ходу Ольга.
– Хорошо-хорошо, не волнуйся. Сейчас поспишь, а я все узнаю, поднимай рубашку. – Леночка вколола Ольге укол, довела до кровати и уложила. Ольга засыпала с мыслью, что она проснется и не вспомнит никакой Смирновой Аллы Сергеевны. Так и получилось.
Леночка прибежала в палату с ребенком вне графика кормления.
– Я думала, ты с ума сошла. – Леночка улыбалась и протягивала Ольге сверток. – На, держи свою дочку. На ножки новые бирочки привязали, а на ручках старые оставили. Забыли поменять.
Ольга взяла ребенка – ту самую страшненькую чернявенькую девочку с недовольным личиком.
Девочка была проблемная с рождения. Грудь брать отказывалась категорически. Медсестры из «злой» смены ругались, потому что им приходилось ее докармливать. Когда Ольга сидела на кровати и плакала над девочкой, впихивая в недовольный ротик разбухшую грудь, в палату вошла Зоя Петровна. Посмотрела на Ольгу с ребенком и сказала:
– Это характер.
– Какой характер? Ей три дня, – зарыдала Ольга.
– Будешь ломать ее, только хуже будет, – сказала Зоя Петровна и ушла.
Ольга между кормлениями лежала на кровати лицом к стене. Соседки по палате пытались втянуть ее в разговоры, но что Ольга могла рассказать про мужа, которого не было, и про свекровь, которой тоже не было?
– Что – бросил? – спрашивала Светка, чья кровать стояла рядом с Ольгиной.
Ольга мотала головой:
– Нет.
– Гуляет? – допытывалась Светка.