Латая старые шрамы. На перекрестке миров
Шрифт:
– И не подумаю! – возмутился я, следя, как длинные тонкие пальчики споро откручивают крышечку флакона.
Точно с ума сошла. Она что же, думает, будто я позволю обмазать себя Росой прямо в кабинете начальника службы безопасности? Кажется, после пребывания в доме Вандебора у аньи Эдан совсем помутился рассудок.
– Тогда, боюсь, ты не узнаешь, что замышляют Бруммель и Хамелеоны, – взялась за шантаж эта плутовка.
Ох, вот и что мне с ней делать? Не отвяжется ведь…
– Слушай, давай не здесь… И вообще, ты уверена, что это снадобье безопасно? – решил обратиться
Говорить я старался спокойно и рассудительно, но девушка почему-то вдруг вскипела.
– Твою мать, Рей! Я не для того пять дней лежала под этим жирным боровом, чтобы ты мне потом нос воротил! – пылко выкрикнула она. – А за собственную безопасность можешь быть спокоен. Я проверила снадобье. Оно безопасно.
– На ком проверила? – процедил я, чувствуя, как от злости начинает сводить скулы.
– На себе, разумеется! – Роксана всплеснула руками. – И если ты сейчас вздумаешь что-то сказать по этому поводу, я тебя пристукну, Рей!
Я промолчал. Но это не помешало мне горестно застонать и закатить глаза к потолку. Вот же… слов цензурных нет! А если бы это был яд? Или кислота какая-нибудь? О чем она вообще думает? Нет, этой девице определенно стоит вправить мозги. Ну и выпороть заодно. Я ведь обещался…
– И не гляди на меня так! – верно расценила мой взгляд анья и, взявшись за флакон, с хитрой улыбочкой произнесла: – Кстати, а кто такой эр Тануш и почему он так страстно желает получить твою голову?
Я опешил, услышав знакомое и в то же время давно забытое имя. А потом схватил Роксану за плечи и ощутимо тряхнул. Девушка взвизгнула и закрыла рукой горлышко флакончика, боясь, что содержимое расплещется.
– Что тебе известно? – выпалил я, понимая, что анья и вправду могла подслушать что-то важное.
– Не тряси меня! И я уже сказала, что расскажу все, как только обработаю раны.
Вот ведь коза упертая! Ладно, будь по-твоему!
Рубашку распахивал нарочно быстро и резко, и не думая щадить ранимую женскую психику. Надеялся, что она испугается моих шрамов и оставит свою дурацкую затею. После последнего ранения тело выглядело просто отвратно.
Вопреки моим надеждам на лице Роксаны не дрогнул ни один мускул. Она смотрела на меня так, как обычно смотрит доктор Орфин, – с врачебным любопытством и решимостью. Но, в отличие от давнего знакомого, обрабатывала раны куда бережнее. Орфин со мной никогда не церемонился, а Роксана касалась аккуратно, боясь причинить боль неловким движением.
Но мне все равно пришлось стиснуть зубы. Как ни осторожничай, а без неприятных ощущений в этом деле не обойтись. Вот только своих чувств выдавать не хотелось, да и неловко выйдет, если из-за закрытой двери кабинета кто-то услышит, как я вою. А потому я попытался отрешиться от боли и сосредоточился на размеренных движениях аньи. Будто со стороны наблюдал, как она скользит тонкими пальчиками по кровавым бороздам, промазывая каждую густой полупрозрачной жидкостью. Капли Росы катились по коже, и Роксана подхватывала их, размазывая на соседние воспаленные участки.
А
В какой-то момент манжета женского платья чуть задралась, мне открылось молочно-белое запястье и… полоска воспаленной покрасневшей кожи.
– Что это? – Я схватил зашипевшую девушку за локоть и бесцеремонно отогнул край рукава. Полоски на запястье не ассоциировались ни с чем иным, как со следами от веревок.
Девушка попыталась вырвать руку, но я держал крепко. Более того, ловко перехватил вторую кисть и обнаружил там те же ужасные полоски.
– Твою мать, что это? – прикрикнул на девицу, требуя ответа.
Но она лишь упрямо поджала губы и вновь попыталась вывернуться:
– Все нормально. Пусти!
Роксана так рьяно сопротивлялась и не желала ничего объяснять, что у меня родилось подозрение. Что еще она от меня скрывает?
Глянул на глухой ворот женского платья. Обычно анья носит довольно открытые наряды, не стесняясь демонстрировать шикарное декольте, и подобная закрытость натолкнула меня на вполне однозначные выводы.
Я отпустил ее кисти и потянулся к вороту. А Роксана вдруг поднялась на ноги и резко отскочила, закрываясь от меня ладонями:
– Рей, что ты делаешь?! Я же сказала, все нормально…
Но меня было уже не удержать. Я рванул следом, поймал ее за плечо и рывком развернул к себе. Прижал лопатками к оказавшейся поблизости стенке. А потом словно ополоумевший стал расстегивать пуговицы на горловине женского наряда. Роксана пыталась отпихнуть меня, сопротивлялась как могла. Но я все равно добрался. Добрался до того, что она так отчаянно пыталась скрыть. На тонкой девичьей шейке отчетливо проступали багровые пятна. Следы чужих пальцев – не иначе.
Из глубины груди поднялась такая волна боли и ярости, что я забыл, как дышать. Глотал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Глаза заволокло алой пеленой, и попадись мне сейчас что-нибудь под руку, разбил бы вдребезги.
– Это Вандебор сделал? – прошипел сквозь стиснутые зубы, цепляясь за последние крупицы стремительно тающего самообладания.
Ксана опустила глаза, молчаливо подтверждая мои слова. А я в который раз пожалел, что этот подонок уже мертв. В груди бесновалось яростное пламя, рвало на части, не имея возможности выплеснуться наружу. И я продолжил расстегивать пуговицы, находя все новые и новые ссадины – следы чужой несдержанности на теле МОЕЙ женщины.
Коснулся подушечками пальцев темного пятна, хотел провести невесомо, но вместо этого неосторожно надавил. Роксана болезненно зашипела и попыталась отстраниться.
А у меня внутри вдруг что-то лопнуло, будто оборвалась цепь, на которой я сидел все эти годы, и, не сдержавшись, я прильнул губами к бешено трепещущей жилке на девичьей шее. Аккуратно, нежно, стараясь не причинить новой боли. А потом и вовсе прошелся языком, пытаясь зализать, стереть ужасные отметины на молочно-белой коже.