Латекс
Шрифт:
– Ба, все в порядке! Я жива и даже здорова.
Сару перевезли в Стокгольмский госпиталь, врачи сказали, что состояние стабильно тяжелое, но смертельной опасности нет, если не случится ничего непредвиденного, то с пациенткой можно будет поговорить уже через несколько часов. Сама Сара категорически отказалась разговаривать с кем-либо, требуя, чтобы пришла Линн. Вангер позвонил, стоило приехать в Стокгольм:
– Линн, приходи, без тебя никак. Чем уж ты очаровала эту ведьму, не знаю.
– Обещанием написать книгу о ее похождениях.
Сара действительно
– А ты еще та штучка. Я видела, что ты развязала свои руки, значит, не сдалась. Никогда не сдавайся, пока можешь хоть пальцем пошевелить.
Линн подозрительно покосилась на лежавшую опутанной проводами и трубками Сару. Что означали эти слова? Та хрипло рассмеялась:
– Боишься, что я сбегу? Нет, этого не произойдет, пока я не договорила. Не сбегу, а когда ты поставишь точку в своем блокноте, я уйду в небытие, и ничего ваши эскулапы сделать не смогут. Жаль, конечно, что не с крыши высотки, как хотелось, но все равно не смогут помешать, – упрямо повторила она.
– Сара, что я должна сделать?
– Слушать и записывать. А потом превратить все это в книгу. Ты обещала. Я оставила бы тебе жизнь, но мне не позволили этого сделать. А Курт… он заслужил быть казненным, как и остальные. Не жалей никого, они все предатели.
Линн мысленно усомнилась в адекватности Сары, но решила терпеть, Вангер просил узнать как можно больше. Сара видно поняла, она была очень проницательна, другого и быть не могло, это залог выживания. Усмехнулась:
– Мне наплевать, какое задание ты получила от этого надутого индюка, я хочу, чтобы ты слушала и записывала.
– Кого вы зовете индюком?
– Какая разница. Садись, включай диктофон, открывай блокнот, бери ручку. У меня мало сил и мало времени.
Линн повиновалась. Следующие полтора часа она слушала и писала. Вошедшую медсестру Сара резким жестом отправила прочь, и такова была властная сила этой женщины, что медсестра не решилась возразить, лишь попросив Линн:
– Когда закончится раствор в капельнице, закройте вот здесь и нажмите эту кнопку вызова, чтобы я пришла.
Сара позволила снять капельницу, сделать укол, подключить еще какой-то датчик… Но через полтора часа пришел врач и категорически потребовал прекратить сеанс откровений, грозя не пустить Линн завтра. Девушка и сама устала, развела руками:
– Придется вам еще пожить, чтобы рассказать все. Я сегодня обработаю надиктованное, запишу. Вам принести хотя бы образец?
– Нет! Мне все равно, как ты будешь это делать. Просто пиши, потом обработаешь. И не болтай много.
Многое из услышанного Линн уже знала, прочитала у Густава, но многое было внове.
– Ну, что? – В холле Линн ждали и Вангер, и бабушка, и Ларс.
– Сара вознамерилась надиктовать мне книгу. Нечто вроде записей Густава, похоже, у брата и сестры были одинаковые таланты во всем.
– Думаешь, наврет? – Конечно, для Дага откровения Сары не литературный материал, а следственный, фактически признание обвиняемой.
Линн усмехнулась:
– Не
– Может, Сара нарочно тянет время? – усомнилась Осе.
– Нет, ба, ей и впрямь хочется выговориться. Столько лет молчала, столько лет скрывалась ото всех, даже от сына. Единственный человек, который знал ее настоящую – Густав, но и он не ведал о тайниках души этой женщины. Даг, я просто хочу сказать, что ее признания будут не скоро, не рассчитывай на быстрый результат, по другому не получится.
– Ее жизни ничто не угрожает, пусть полежит и поговорит.
Линн сокрушенно покачала головой:
– Сара сегодня сказала, что если решит уйти, ее никто и ничто не остановит. Мне кажется, что так и будет. Попроси, чтобы мне разрешили бывать у нее если не дольше, то чаще.
– Линн, зачем тебе самой это? – усомнился Ларс.
– Прочитав записи Густава всего лишь о детстве, ты отправился разыскивать его родных. У меня есть шанс услышать куда более трагическую историю. Тем более, в какие-то дни я сама была участницей этой трагедии.
Ее жизнь изменилась, и изменила все преступница, рецидивистка, лежащая под капельницами после операции. Дело не в смене режима, когда по договоренности с врачами (Линн подозревала, что решающее слово сказал не Даг, а сама Сара, потребовавшая пускать Линн к себе чаще) она слушала и слушала откровения Сьеберг. Главное в том, что услышала.
Чтобы создать на экране запоминающуюся роль, актер должен не просто играть, он должен прожить жизнь персонажа. Чтобы написать хорошую книгу, это же должен сделать автор. Линн час за часом, день за днем уже почти неделю жила жизнью Сары Сьеберг. Перед ней в подробностях проходила жизнь очень сильной и страшной женщины.
Сара не старалась вызвать жалость или сочувствие, нет, ей действительно хотелось раскрыть то, что столько лет держала под замком. Иногда Линн коробило, ведь Сара не выбирала выражений и не смягчала формулировки, иногда очень хотелось встать и уйти, тогда глаза Сары загорались каким-то особым злым огнем, она хрипло смеялась:
– Что, не нравится? Просто вы все слюнтяи, а жизнь куда более жестокая штука, чем пишут в ваших книгах.
После первого же сеанса откровений Линн потребовала от Дага, чтобы ни ее, ни Сару не трогали:
– Поймите, если мы хотим услышать все, то должны быть терпеливыми.
Злился Лайф Петерсен:
– Она нарочно тянет время. Конечно, у нее пожизненное, ей торопиться некуда.
– А тебе куда? – фыркнул Вангер. – Пока она в больнице, мы все равно не вправе что-то с ней делать. Ждем. Хотя, Линн, нужно придумать, как поторопить эту героиню романа.
«Героиня» сама нашла выход, она предложила Линн принести еще один диктофон и стала наговаривать часть текста в отсутствии девушки. Теперь Линн полдня проводила в палате Сары, а вторую половину за расшифровкой ее записей.