Латинские королевства. Трилогия
Шрифт:
А в окрестностях Рахбы получил фьеф оруженосец князя Мармарийского, бывший раб из половцев. Он назвал доставшуюся деревушку родовым именем, отчего в историю вошел как Захар Бейбарс по прозвищу Арбалетчик, а прямым его сюзереном стал граф Рахбы Балдуин Ибеллин.
Новые сеньоры активно вербовали дружины и осваивали полученное, а для королей начался дипломатический этап присоединения.
Халиф Аль-Мустасим с началом кампании заявлял о нарушении союзнических обязательств и требовал возврата потерянного. Латиняне отвечали, что набеги монголов и туркмен выявили внутреннюю несостоятельность багдадской администрации в спорных районах, а власть халифа там уже годы как не проявляла признаков жизни и фактически перестала существовать — что было правдой. К тому же предоставленные самим себе и оставленные без руководства местные эмиры превратили регион в удобное
Ситуация для Багдада сложилась не удачно. В Анатолии сменился монгольский наместник. Верховный хан Гуюк вместо Байджу назначил Эльджигидея, прекратившего натиск на Византию и начавшего планировать захват халифата. Кроме присоединения богатых земель, монголы планировали этим обезопасить левый фланг перед продолжением движения на запад, поскольку халиф в любой момент мог стать союзником Константинополя. Аль-Мустасим действительно активно вел переговоры о союзе с василевсом, но без особого успеха. В Константинополе знали о конфликте Гуюка и Бату, стране требовалась передышка от войны на двух фронтах, а в Европе затевался проект общего крестового похода против Бату. К тому же греки рационально полагали, что войны с Эльджигидеем халиф в любом случае не избежит, отвлекая силы противника. С принятием союзнических обязательств в таком раскладе вполне можно было не спешить.
С монголами халиф действительно не мог договориться. Гуюк в лучших традициях дипломатии Чингизхана требовал формальной покорности и реального вассалитета, а принять такой вариант владыка мусульман не мог. Ислам и без того переживал не лучшие времена, теснимый со всех сторон христианами и язычниками. Реагировали на кризис священнослужители, кстати, аналогично христианам. В исламе окончательно оформились тарикаты суфиев. Их обычно сравнивают с монашескими нищенствующими орденами, сходство есть (особенно с францисканцами) но аналогия не совсем прямая. На XIII век тарикаты больше напоминают этаких «системных вальденсов» или не резко отклоняющихся от канона катаров. Не считающихся еретиками, создающих общины вокруг проповедников (напоминающих катарских совершенных) и их учеников. Суфии действительно были аскетами, вдумчивыми пропагандистами, арбитрами и толкователями шариата, подвижниками и агитаторами. А идеологическая основа суфизма напоминала православные идеи исихазма, разумеется, на базе исламских норм. Как и исихасты, суфии ставили на духовное совершенствование, аскетизм и эзотерику, и тоже сыграли немалую (а возможно основную) роль в укреплении основ и распространении своей религии в период кризиса. Покорность язычникам в таких условиях, почти автоматически влекла смену халифа.
А вот у франков Леванта с монголами начали складываться деловые отношения. Начало положил все тот же папский посол Андре де Лонжюмо, вернувшийся в Египет с утвержденной папой унией, а затем отправившийся к Эльджигидею, а от него в Каракорум, к Гуюку. За ним последовали другие, и в начале 1248 года послы королей Сирии и Египта уже обсуждали с Эльджигидеем совместную операцию против Багдада.
Сил выбить латинян у Аль-Мустасима, связанного к тому же борьбой с вассалами, не хватало. В первую очередь потому, что даже формально подчиняющиеся Багдаду эмиры уклонялись от мобилизаций в пользу центра, погрузились в частные феодальные войны, а некоторые активно общались с монголами на предмет смены сюзерена. Несколько операций против Рахбы и Мардина войска халифа все же провели в 1248-49 годах, но успехов не достигли.
Тем временем, грузопоток из Багдада на Мардин (в Византию) и Дар-эз-Заур (к Леванту) резко оживился. Традиционно для региона, купцов противники пропускали свободно, потому как пошлины с них составляли основной доход. Риски неорганизованного разбоя снизились, а с властями торговцы с удовольствием договаривались независимо от веры.
Франки переговоры с Багдадом не сворачивали. Боэмунд V Сирийский предлагал, к примеру, оставить Рас-эль-Айн Франциску Тертеру в качестве вассала халифа, а Балдуин VI Египетский выдвигал идеи обмена Рахбы на воинские контингенты. Насколько предложения делались всерьез, нам неизвестно, но на масштабную войну халиф сразу не решился. А затем основные события развернулись далеко от Ближнего Востока.
Глава XXIII. Южнорусский крестовый поход
Людовик выпьет перед боем,
Глоток воды из медной фляги.
На Куремсу железным строем,
Уйдет в стремительной атаке…
В 1246 году, в далеком Каракоруме на пост Великого хана избрали Гуюка, после почти пятилетнего регентства его матери Туракины-хатун, вдовы Угедея. Гуюк отменил массу указов регентши, казнил ряд ее назначенцев, да и сама Туракин через пару месяцев после инаугурации сына скончалась от внезапного скоротечного заболевания. Новый хан расставил на ключевые места
На западе улус Джучи граничил с Владимирским и Галицко-Волынским княжествами, Венгрией и Византией. За время, прошедшее с монгольского похода в Европу, соседи слегка оправились, но политику строили по-разному.
Владимирский князь Ярослав признал на пристойных условиях сюзеренитет монголов, стал прямым вассалом Великого хана с широкой автономией и самым высоким для нечингизида статусом. Собственно, Бату был таким же прямым вассалом, хоть в отличие от Ярослава с правом избирать и быть избранным на пост Великого хана. Разница весомая, примерно как в Священной римской империи между просто князьями и князьями-электорами, но положение Владимирского княжества укрепилось. В 1246 году, князь Ярослав в качестве гостя и без права голоса поучаствовал в курултае и избрании ханом Гуюка, а на обратном пути умер в дороге. Подозревали отравление, виновными называли Гуюка, экс-регентшу Туракину, порой и Бату — истина нам неведома, но на освободившуюся должность нашлось три претендента.
Два старших сына покойного, Александр и Андрей отправились к Гуюку выяснять, кому достанется ярлык на княжение, поскольку ханы в таких случаях требовали альтернативных выборов. Престол во Владимире занял брат Ярослава, Святослав Всеволодович. Правил недолго, потому как старший из оставшихся дома сыновей прошлого князя, Михаил Хоробрит собрал дружину, Святослава изгнал, а Владимир занял, не то претендуя на трон, не то в качестве регента до возвращения братьев. В конце 1247 года Михаил с войсками вышел отражать очередное нападение литовцев, кампанию русские выиграли, но князь погиб в бою. Ярлык хан выдал Андрею Ярославичу, поскольку старшего Александра поддерживал Бату. Александр получил вассальный Владимиру Новгород. Вернулись братья как раз в начале 1248 года.
Византия заняла другую позицию. Василевс Иоанн III Комнин, несмотря на сложившуюся в Европе репутацию «победителя монголов», силы империи оценивал здраво. Потеря восточных провинций тому способствовала куда больше, чем несколько с трудом выигранных стычек на западе. На востоке греки укрепляли оборону и переходить в контрнаступление не планировали. Байджу и его преемник Эльджигидей рассматривались как наместники Великого хана, способные в случае необходимости вызвать на помощь всю монгольскую армию. Такой риск в Константинополе оценивали как неприемлемый. На западе, где граница с улусом Джучи прошла по Дунаю, ситуация сложилась иначе.
Когда в 1243 году Бату вернулся из Венгрии, его улус формально простирался от Сибири и Самарканда до Дуная и Киева. Но часть земель бывшего Хорезма контролировалась из Каракорума, а завоевание новых территорий вовсе не означало их покорение. Продолжали сопротивление племена Кавказа и половцы, восставали булгары, не признавали власть монголов прибрежные города Черного моря. С последними вопрос решился методами скорее коммерческими. Защитить черноморские города, принадлежащие как Византии, так и ее сателлитам из местных князьков, греки не имели возможности. Бату мог взять порты штурмом, но не имел желания. Берег контролировался им, море принадлежало ромеям, флота монголы не имели, как и местные купцы. Разорить торговые терминалы в такой ситуации можно, но получать с них не выйдет — корабли не придут. Оставлять вражеские гнезда нетронутыми Бату тоже было не комфортно, а для василевса такая подвешенная ситуация несла постоянную опасность потери торговых потоков. Решение нашли в Константинополе. Греки открыли проход в Черное море купцам Венеции, передав им власть в собственных городах и кварталы в сателлитных. Морская республика, завязанная на торговлю в Восточном Средиземноморье через византийские воды, последние годы была союзником империи, конфликтовала с Генуей и королевством Сицилия, а проход кораблей через греческие Босфор и устье Дуная, по мнению ромеев, оставлял контроль над торговлей в Черном море в их руках. Бату торговля через венецианскую прокладку вполне устроила. Консулы Венеции в портовых городах немедленно заключили соглашения с монголами, хотя реальную власть некоторое время там сохраняли греки, а ромейские купцы без проблем заходили в гавани «венецианцев». Долго контролировать товарооборот у Константинополя в таком раскладе не вышло, вскоре доходы Византии от черноморской торговли заметно упали, оседая у венецианцев… но о том в своем месте.