Латынь
Шрифт:
— Все-таки могу ли я надеяться, что понравлюсь вам?
Она улыбнулась.
— Глупенький! Вы очень милы.
— Словом, мадмуазель, не думаете ли вы, что когда-нибудь... мы могли бы...
Секунду она колебалась, затем ответила дрожащим голосом:
— Вы хотите на мне жениться, да? Иначе никогда,
— Да, мадмуазель!
— Ну, что ж, идет, господин Пикне!
Вот каким образом эта легкомысленная парочка, по вине мальчишки, решила вступить в брак. Но я не думал, что это серьезно; может быть, и они тоже.
Ее охватила нерешительность:
— Но, знаете, у меня ведь ничего нет, ни одного су!
Пьяный, как Силен, он пробормотал:
— Зато у меня пять тысяч франков сбережений.
Она торжествующе вскричала:
— Тогда можно будет начать какое-нибудь дело!
— Какое дело? — встревожился он.
— Почем я знаю? Там видно будет! С пятью тысячами можно многое сделать. Ведь вы же не хотите, чтобы я поселилась у вас в пансионе? Не правда ли?
Он не предвидел этого и в смущении замялся:
— Но какое же дело? Это неудобно! Я ничего не знаю, кроме латыни!
Она, в свою очередь, размышляла, перебирая все профессии, казавшиеся ей подходящими.
— Вы не могли бы сделаться доктором?
— Нет, у меня нет диплома.
— Или аптекарем?
— Тоже нет.
Она радостно взвизгнула. Она нашла!
— Тогда мы купим бакалейную лавку. Ах, как хорошо! Мы купим лавку! Небольшую, конечно! С пятью тысячами далеко не уедешь.
Он запротестовал:
— Нет, я не могу быть бакалейщиком! Я... я... слишком известен. Я знаю только... только... латынь!
Но она влила ему в рот полный бокал шампанского, после чего он замолчал.
Мы
Потом последовала ужасная катастрофа. Наша проказа обнаружилась, и дядюшку Пикдана прогнали со службы. А мой отец, вознегодовав, отдал меня оканчивать изучение философии в пансион Рибоде.
Шесть недель спустя я сдал экзамен на бакалавра. Потом я уехал в Париж изучать право и вернулся в родной город только два года спустя.
На углу улицы Серпан мой взгляд привлекла вывеска, где значилось: «Колониальные товары. Пикдан». А пониже, для невежд, стояло: «Бакалейная торговля».
Я воскликнул:
— Quantum mutatus ab illo! [4]
Пикдан поднял голову и, бросив покупательницу, кинулся ко мне с протянутыми руками:
— Ах, мой юный друг, мой юный друг! Вы здесь! Как я рад, как я рад!
Красивая, полная женщина выбежала из-за прилавка и бросилась ко мне на шею. Я с трудом узнал ее, до того она растолстела.
4
Сколько с тех пор перемен! (лат.) — слова Энея из «Энеиды» Вергилия (II, 274).
Я спросил:
— Как идут дела?
Пикдан снова принялся отвешивать товар.
— О, превосходно, превосходно! В этом году я заработал три тысячи франков чистоганом!
— А латынь, господин Пикдан?
— О боже мой, латынь, латынь... Латынью, знаете ли, не прокормишься!