Лавина
Шрифт:
Один из законов доброжелательной политики мистера Ли заключается в том, что все Крысопсы запрограммированы так, чтобы никогда не нарушать звуковой барьер в населенных областях. Но Фидо слишком спешит, чтобы думать о доброжелательной политике.
Псам под хвост звуковой барьер. Да будет шум.
66
– Ворон, – говорит Хиро, – прежде чем тебя убить, позволь, я расскажу тебе сказку.
– Я слушаю, – отвечает Ворон. – Путь неблизкий.
Во все транспортные средства Метавселенной
– Мой отец был в армии во Вторую мировую. Солгал о своем возрасте, чтобы завербоваться. И его отправили прохлаждаться в Тихом океане. Долго ли, коротко ли – его захватили в плен японцы.
– И что?
– И отвезли его к себе в Японию. Отправили в лагерь для военнопленных. Там было полно американцев, а еще несколько англичан и несколько китайцев. И пара типов, чью национальность никто не мог определить. Внешне они походили на индейцев. Немного знали по-английски. Но по-русски они говорили намного лучше.
– Это были алеуты, – говорит Ворон. – Американские граждане. Никто о них никогда не слышал. Большинство людей даже не знает, что японцы во время войны захватили кусок американской территории – несколько островов на краю Алеутского архипелага. Островов, населенных моим народом. Они захватили двух самых важных алеутов и отправили их в тюремные лагеря в Японии. Один из них был мэром Атту, самым главным человеком в гражданской администрации. А второй для нас был еще важнее. Он был главным гарпунщиком алеутского народа.
– Мэр заболел и умер, – продолжает Хиро. – У него не было иммунитета. Но гарпунщик оказался крепким сукиным сыном. Несколько раз он болел, но все же выжил. Ходил работать на поля с остальными заключенными, растил продовольствие для войны. Работал на кухне, готовил похлебку для заключенных и охраны. Но держался особняком. Все его избегали, потому что от него жутко пахло. От его койки воняло на весь барак.
– Он варил китовую отраву из грибов и других веществ, которые находил в полях и прятал в одежде, – отзывается Ворон.
– Кроме того, все на него злились за то, что он однажды разбил окно в бараке и все заключенные мерзли до конца зимы. Как бы то ни было, однажды после ленча все охранники страшно заболели.
– Китовая отрава в рыбной похлебке, – поясняет Ворон.
– Пленников уже вывели работать на поля, и когда охранники начали заболевать, то погнали всех назад в бараки, поскольку не могли за ними присматривать, корчась от желудочных колик. Это случилось под самый конец войны, и пополнение найти было непросто. Мой отец шел последним в цепочке пленников. А алеут шел прямо перед ним.
– И когда пленники переходили через ирригационную канаву, – берет слово Ворон, – алеут нырнул в воду и исчез.
– Мой отец не знал, что ему делать, – говорит Хиро, – пока не услышал хрюканье замыкавшего
– Он вырезал гарпуны и прятал их под водой в ирригационных канавах, – поясняет Ворон.
– Тут мой отец понял, – продолжает Хиро, – что он обречен. Ведь что бы он ни сказал потом, охранники все равно ему не поверят, решат, будто они с алеутом совместно спланировали побег, и тогда принесут меч и отрубят ему голову. Поэтому, решив, почему бы не прикончить пару врагов прежде, чем они прикончат его, он забрал пистолет у первого поверженного охранника и сам тоже спрятался в канаве, откуда застрелил еще пару охранников, явившихся узнать, что тут за шум.
– Алеут побежал к бамбуковому забору, – снова берет слово Ворон, – хлипкий был заборчик. Предполагалось, что за ним минное поле, но он его перебежал без труда. Или ему повезло, или же мин, если таковые имелись, было немного и располагались они далеко друг от друга.
– Они не позаботились организовать жесткую охрану периметра, – говорит Хиро, – потому что Япония – остров. Даже если узники сбегут, куда им податься?
– А ведь алеут мог сбежать, – возражает Ворон. – Он мог бы добраться до ближайшего побережья и там смастерить себе каяк. В этом каяке он мог бы подняться вдоль побережья Японии, а потом перебираться на волне с одного острова на другой до самых Алеутских островов.
– Верно, – соглашается Хиро, – вот этого-то в отцовской истории я никак не мог понять. Пока не увидел тебя в открытом море, не увидел, как ты на каяке обгоняешь скоростной катер. Тогда все сошлось. Твой отец не сошел с ума. У него был совершенно здравый план.
– Да. Но твой отец его не понял.
– Мой отец побежал по следам твоего отца через минное поле. Они обрели свободу – в Японии. Твой отец начал спускаться с нагорья к океану. Мой отец предлагал двигаться в глубь страны, в горы, решив, что они могли бы затаиться в глухом местечке до конца войны.
– Дурацкая идея, – говорит Ворон. – Япония перенаселена. Там нет места, где они могли бы остаться незамеченными.
– Мой отец не знал даже, что такое каяк.
– Невежество не может быть извинением, – отвечает Ворон.
– Их спор, такой же спор, как мы ведем сейчас, их и погубил. Японцы нагнали их у самого Нагасаки. У охранников не было при себе даже наручников, потому они просто связали им руки за спиной шнурками от ботинок и заставили встать на колени лицом к лицу в дорожной пыли. Потом лейтенант достал из ножен меч. Это был древний меч. Лейтенант происходил из гордого рода самураев, и в этом наряде труд-фронта он оказался лишь по той причине, что в начале войны ему по бедро оторвало снарядом ногу. Он занес меч над головой твоего отца.