Лавка древностей
Шрифт:
О! Когда бы люди, управляющие судьбами народов, помнили это! Когда бы они призадумались над тем, как трудно бедняку, живущему в той грязи и тесноте, в которой, казалось бы, теряется (а вернее, никогда и не возникает) благопристойность человеческих отношений, как трудно ему сохранить любовь к родному очагу — эту первооснову всех добродетелей! Когда бы они отвернулись от широких проспектов и пышных дворцов и попытались хоть сколько-нибудь улучшить убогие лачуги в тех закоулках, где бродит одна Нищета, тогда многие низенькие кровли оказались бы ближе к небесам, чем величественные храмы, что горделиво вздымаются из тьмы порока, преступлений и страшных недугов,
Кит не имел понятия об этих вопросах, но он знал, что дом его матери очень беден, что его даже сравнивать нельзя с домом мистера Гарленда, и все-таки постоянно вспоминал о нем с чувством признательности, постоянно тревожился о своих близких и частенько посылал матери письма в больших конвертах, вкладывая в них то шиллинг, то полтора, то другие подобные же подарки, которые позволяла ему делать щедрость мистера Авеля. Бывая в городе, он всегда урывал время, чтобы забежать домой, и какую же радость и гордость испытывала при этих встречах миссис Набблс, как шумно выражали свой восторг Джейкоб и малыш и с какой сердечностью поздравляли Кита соседи; весь двор слушал и не мог наслушаться рассказов о коттедже «Авель», о всех его чудесах и всем его великолепии!
Хотя Кит пользовался величайшим расположением своего старенького хозяина, и своей старенькой хозяйки, и мистера Авеля, и Барбары, никто из членов этого семейства не чувствовал к нему такого явного пристрастия, как своевольный пони, который из пони самого норовистого и упрямого на свете превратился в его руках в необычайно кроткое и покладистое животное. Однако чем больше пони подчинялся Киту, тем больше возрастала его строптивость по отношению ко всему остальному миру (словно ему хотелось любой ценой удержать Кита в семье), и, даже выступая под началом своего любимца, он частенько позволял себе самые разнообразные и весьма странные причуды и шалости, что доводило миссис Гарленд до полного расстройства нервов. Но поскольку Кит всегда представлял дело так, будто Вьюнок просто шутит или выказывает таким образом свою любовь к хозяевам, старушка в конце концов поверила ему, и если бы пони в порыве озорства опрокинул фаэтон, она была бы убеждена, что он сделал это с самыми лучшими намерениями.
Став за короткое время великим знатоком по части всех конюшенных дел. Кит научился и садоводству, помогал и по дому, а мистер Авель — тот без него просто обойтись не мог и с каждым днем выказывал ему все большее доверие и благоволение. Нотариус мистер Уиэерден был тоже ласков с ним, и даже мистер Чакстер иногда снисходил до того, что кивал ему при встречах, или удостаивал той своеобразной формой внимания, которая именуется «показыванием носа», или каким-нибудь другим приветствием, сочетающим в себе любезность и оттенок покровительства.
Однажды утром Кит подвез мистера Авеля к конторе нотариуса и, высадив его у самого дома, только было собрался ехать на ближайший извозчичий двор,
— Осади, пройдошливый юнец, — обратился мистер Чакстер к Киту. — Тебе велено зайти в контору.
— Неужели мистер Авель забыл что-нибудь? — сказал Кит, слезая с козел.
— Спрашивать не полагается, — отрезал мистер Чакстер. — Сходи и узнай. Тпру! Кому говорят! У меня этот пони был бы шелковый.
— Вы с ним, пожалуйста, поласковей, — сказал Кит,не то хлопот не оберетесь. И, пожалуйста, не дергайте его за уши. Он этого не любит.
Мистер Чакстер не удостоил замечания Кита другим ответом, кроме как назвав его «юнцом», и намеренно холодным тоном потребовал, чтобы он живее поворачивался. «Юнец» повиновался, а мистер Чакстер засунул руки в карманы и сделал вид, будто он не имеет никакого касательства к пони и очутился здесь совершенно случайно.
Кит старательно вытер ноги о железную скобу у входа (так как он еще не потерял уважения к связкам бумаг и железным шкатулкам нотариуса) и постучался. Дверь ему сразу же отворил сам мистер Уизерден.
— А, Кристофер! Входи, — сказал он.
— Это тот самый мальчик? — спросил сидевший в конторе пожилой, но весьма дородный и крепкий на вид джентльмен.
— Тот самый, — ответил мистер Уизерден. — Он случайно столкнулся с моим клиентом, мистером Гарлендом, вот у этих дверей, сэр. Я имею основания считать его порядочным мальчиком, сэр, и полагаю, что вы можете ему верить. Разрешите мне представить вам его молодого хозяина, сэр. Мой практикант, сэр, и ближайший друг. Ближайший друг, сэр! — повторил нотариус, вынимая из кармана шелковый фуляр и обмахивая им лицо.
— Ваш покорный слуга, сэр, — сказал незнакомый джентльмен.
— К вашим услугам, сэр, — кротким голосом ответил мистер Авель. — Вы хотели побеседовать с Кристофером, сэр?
— Да, хотел, с вашего разрешения. — Будьте так любезны!
— Я не намерен окружать свое дело тайной — точнее, от вас у меня нет никаких тайн, — сказал незнакомец, заметив, что мистер Авель и нотариус хотят уйти. — Дело мое касается одного антиквара, у которого этот мальчик служил и судьба которого меня крайне интересует. Я провел долгие годы на чужбине, джентльмены, и, вероятно, отвык от многих условностей и церемоний. Если это так, заранее прошу извинить меня.
— Просьба совершенно излишняя, сэр, совершенно излишняя! — воскликнул нотариус, и мистер Авель подтвердил это.
— Я навел справки у соседей старого антиквара, — продолжал незнакомец, — и узнал, что этот мальчик служил у него в лавке. Потом я разыскал мать этого мальчика, а она указала мне место, где его можно найти, то есть направила сюда. Вот причина, которая привела меня к вам.
— Приветствую любую причину, сэр, — сказал нотариус, — доставившую мне честь знакомства с вами.
— Сэр! — воскликнул пожилой джентльмен. — Вы изъясняетесь как светский человек, но я о вас лучшего мнения. Оставьте эти ненужные комплименты!
— К-ха! — кашлянул нотариус. — Вы не сторонник околичностей, сэр.
— Не только на словах, но и на деле, — отрезал незнакомец. — Может быть, мое долгое отсутствие и неопытность заставили меня прийти к заключению, что поскольку честные слова почитаются редкостью в этой части земного шара, очевидно, это распространяется и на дела. Мои слова, вероятно, покажутся вам обидными, сэр, но я постараюсь искупить их делом.