Лавка забытых иллюзий (сборник)
Шрифт:
Насколько же (я думаю сейчас) мы не меняемся с возрастом! Прошло сорок лет, у меня выросли и даже начали седеть усы, а я все туда же. Недавно жена мне подарила фирменный шарф. И фирма-то не бог весть какая, но с узнаваемым торговым знаком. И что вы думаете? В первый день я этот шарф надел даже не с пальто, а с пиджаком, как тренер Моуриньо, и повязал его так, чтобы торговая марка обязательно смотрела наружу, и отслеживал выражения лиц встречных: заметили ли они, в каком шарфе я иду?! Что за мальчишество!
Тогда, сорок лет назад, я свернул на улицу Советов и гордо понес себя с пионерским галстуком – мимо горпарка и планетария, госбанка,
И только одна-единственная женщина средних лет (то есть, я думаю сейчас, было ей около тридцати) приметила мой галстук – и меня. И, кажется, поняла, какая радость царит у меня на душе, и улыбнулась мне приветливо, снисходительно, по-доброму. Может, думаю я сейчас, у нее у самой сын или дочка только что вступили в пионеры? И так же, как я, горделиво топали домой? А может, она оказалась учительницей из другой школы или пионервожатой? Или просто проницательным, приметливым и приветливым человеком?
Ко времени, когда пошло в школу мое поколение, советские бонзы уже наконец вырастили новую общность людей – советский народ. В восемь лет я был правовернейшим молодым коммунаром. Я верил в окончательное торжество коммунизма и с восторгом читал в любимейшей книжке «Страна багровых туч» про будущий ССКР – Союз Советских Коммунистических Республик. Я был уверен, что рано или поздно все страны совершат революцию и присоединятся к нашему самому счастливому в мире государству, и обижался и недоумевал, почему до сих пор не произошли еще восстания в Англии, Франции и других странах капитала. Я верил в дружбу народов и гордился тем, что у меня в друзьях ходят мальчики других наций и народностей, населяющих могучий, единый Советский Союз. Например, я сидел за одной партой с мальчиком с греческой фамилией, и если б у нас в Новороссийске нашелся хотя бы один паренек-негр, я бы хотел и с ним подружиться. Я ненавидел США, потому что там правили бал капитализм и военщина и вешали негров. И еще я боялся ядерной войны, которую хотят развязать американские империалисты и реваншисты из Западной Германии. Разрывающийся ядерный гриб был самой страшной страшилкой моего детства, намного ужаснее «Вия» и кладбища. И венчалась моя вера верой во Владимира Ильича Ленина, самого мудрого и человечного человека из когда-либо живших на земле.
Надо же было столь бездарно строить так называемую идеологическую работу (думаю я сейчас), что за те шесть лет, когда я пребывал в рядах пионерской организации, при полном непротивлении и посильной поддержке семьи, безо всяких «вражьих голосов» и текстов Солженицына мои взгляды юного коммуниста поблекли, истончились, а то и вовсе поменялись. Надо ж было так воспитывать нас (я имею в виду школу и пионерскую организацию, телевизор и газеты) и, главное, организовывать нашу жизнь, что за это время от большинства коммунарских идеалов не осталось и следа.
И как в итоге поменялось отношение к галстукам! К концу пребывания в рядах пионерии он меня, как и моих сверстников, стал откровенно тяготить. Мы, восьмиклассники, их носили – потому что нельзя было не носить: учителя придирались, ругались, когда являлись на занятия без них, выгоняли из класса.
«Дома забыл?! Иди, давай, неси! Или с родителями приходи!»
В каком же виде алые тряпочки болтались тогда на наших шеях – особенно у мальчишек! Жеваные, кое-где драные, частенько исписанные чернилами. Считалось особым шиком на оборотной стороне кумачового галстука накалякать шариковой ручкой
«If you want to fuck for funny, fuck yourself and save your money!»
Идея на глазах в своем вещественном выражении рвалась, ветшала, тяготила.
Многие, отсидев уроки, срывали обрыдшую тряпку с шеи и совали ее в карманы, портфели, подальше с глаз долой.
То, что шесть лет назад было свидетельством гордой взрослости, стало уликой. Уликой детства.
Может (кто знает!), мы бы по-другому относились к галстуку, если бы нам кто-то рассказал о его происхождении. Но о подлинном генезисе «частицы алого знамени» мало кто задумывался. Из детей – уж точно. А если об этом знал кто-то взрослый – вряд ли б он стал открывать глаза юным пионерам. Этак и до мордовской зоны можно было договориться – за антисоветскую агитацию.
Но сейчас-то об этом можно рассказать. Ведь пионерский галстук восходит к скаутскому. Ну а у скаутов он откуда?
Разумеется, от ковбоев.
Ковбоям шейный платок служил для целей сугубо практических: чтоб в шею не дуло ветром, когда скачешь на мустанге, чтоб не летела пыль прерий за шиворот, чтоб можно было утереть пот и перевязать рану. Кроме того, платок использовался, чтобы прикрыть низ лица, когда грабишь банк или почтовый дилижанс.
Про ковбоев мы тогда знали. В семидесятые годы вестерны в СССР сильно популярными не были (их почти не показывали). Однако кое-что ковбойское и нам перепало.
Добралось до советских экранов «Золото Маккены» с Грегори Пеком и Омаром Шарифом (закадровую песню даже перевели на русский, а пел ее под начальные титры Валерий Ободзинский).
В московском «Иллюзионе» на Котельнической набережной можно было посмотреть старые «Дилижанс» или «Великолепную семерку», гэдээровская студия «ДЕФА» снимала фильмы про индейцев с Гойко Митичем.
Кое-где в провинции крутили пародийного чехословацкого «Лимонадного Джо».
Даже отечественные кинематографисты стали сочинять свой ответ вестернам: соцреалистические истерны. Иные фильмы получались прекрасными. Во всяком случае, наши юные души разбереживали: «Достояние республики», например. Или «Седьмая пуля». Или «Неуловимые» и их «Новые приключения».
Думаю, скажи нам тогда, что пионерский галстук – прямой родственник (можно сказать, внучок по бойскаутской линии) ковбойскому шейному платку, мы, может, к нему (галстуку) совсем по-иному относились бы. О, а если б нам еще внушили, что он – двоюродный брат прочим ковбойским аксессуарам! Таким как шляпа с загнутыми полями, длинноствольный револьвер и – главное! – ДЖИНСЫ! Тут, глядишь, и советские восьмиклашки невольно прониклись бы к своим шейным украшениям уважением.
Другое дело, что человек, который предложил бы в семидесятые годы столь нестандартный идеологический ход – связать пионергалстук с ковбоями, – явно бы плохо кончил: принудительной психушкой как минимум. К таким смелым ассоциациям закостеневшая советская идеологическая машина способна совершенно не была. Вот и рухнула вместе со своими галстуками, значками и партбилетами.
Ныне наследницей пионергалстука (по утилитарной линии) стала бандана. Ноль идеологии, сплошная практичность. Цвет и узор банданы ничего не значат. Она может быть красной, серой, голубой и в крапинку, с рисунком, узором и без оных. Ее можно носить на шее, голове, руке, ноге и использовать для тысячи разных надобностей.
Прямо противоположным бандане полюсом являлась «частичка нашего знамени», что носили мы на своих юных шеях.
Ничего полезного, голый символ.
Обнаженная идеология, невкусная, как чистая соль.