Лавочка закрывается
Шрифт:
Он узнал об этом у Милоу.
Прежде всего он обратился к своим давним и добрым вашингтонским друзьям, имевшим кое-какое влияние, — адвокату, сборщику средств в благотворительные фонды, газетному обозревателю и имидж-мейкеру; все они заявили, что ничего не хотят об этом слышать, а впоследствии перестали отвечать на его звонки и не пожелали более иметь его в друзьях. Один лоббист и один консультант по связям с общественностью потребовали большие гонорары и гарантировали, что не могут гарантировать, что сделают что-нибудь, чтобы их отработать. От его сенатора не было никакой пользы, от его губернатора —
— Тяжелая вода? Почем сейчас тяжелая вода?
— Цены колеблются, Милоу. Сильно колеблются. Я справлялся. Из нее выделяется газ, который ст о ит еще больше. Я думаю, сейчас — около тридцати тысяч долларов за грамм. Но дело не в этом.
— А грамм это сколько?
— Около одной тридцатой унции. Но дело не в этом.
— Тридцать тысяч долларов за одну тридцатую унции? Звучит заманчивее наркотиков. — Милоу говорил, задумчиво устремив куда-то в даль косящий взор; карие его глаза уставились в разные стороны, словно согласованно перенесли к линии горизонта бесконечное разнообразие всего, что доступно человеческому взору. Половинки его усов подрагивали в разных ритмах, отдельные рыжевато-седоватые волоски осторожно колебались, словно сенсоры электронного прибора. — А спрос на тяжелую воду высок? — спросил он.
— Она нужна каждой стране. Но дело не в этом.
— Для чего она используется?
— В основном для производства ядерной энергии. И изготовления ядерных боеголовок.
— Звучит заманчивее наркотиков, — как зачарованный повторял Милоу. — Как ты считаешь, тяжелая вода — это такая же перспективная отрасль, как незаконный оборот наркотиков?
— Я бы не сказал, что тяжелая вода — это перспективная отрасль, — криво усмехнулся Йоссарян. — Но я говорю о другом. Милоу, я хочу узнать, где он находится.
— Кто он?
— Таппман. Тот самый, о котором я тебе говорю. Он был вместе с нами в армии, служил капелланом.
— С кем я только не был в армии.
— Он дал тебе положительную служебную характеристику, когда ты чуть не попал в переделку за бомбардировку нашей воздушной базы.
— Кто только мне не давал служебных характеристик. Тяжелая вода? Правильно? Она так называется? Что такое тяжелая вода?
— Это тяжелая вода.
— Так, понимаю. А что это за газ?
— Тритий. Но дело не в этом.
— Кто производит тяжелую воду?
— Капеллан Таппман в том числе. Милоу, я хочу его найти и вернуть, пока с ним ничего не случилось.
— А я хочу помочь, — пообещал Милоу, — прежде чем это сделает Гарольд Стрейнджлав, «Дженерал Электрик» или кто-нибудь другой из моих конкурентов. Ты не можешь себе представить, как я тебе благодарен за то, что ты обратился с этим ко мне. Йоссарян, ты чистое золото. Скажи-ка мне, что дороже — тритий или золото?
— Тритий.
— Тогда ты — чистый тритий. Сегодня я занят, но я должен найти этого капеллана и вместе с допрашивающими
— Как тебе это удастся?
— Я просто скажу, что это в интересах страны.
— А как ты это докажешь?
— Я повторю это дважды, — ответил Милоу и улетел в Вашингтон на вторую презентацию задуманного им секретного бомбардировщика, который не производил шума и был невидим.
6
МИЛОУ
— Его нельзя увидеть и нельзя услышать. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.
— Вы поэтому говорите, что ваш самолет досверхзвуковой?
— Да, майор Боус.
— А когда нужно, чтобы он летел медленнее звука?
— Когда он садится и, вероятно, когда взлетает.
— Вы уверены, мистер Уинтергрин?
— Абсолютно, капитан Хук.
— Спасибо, мистер Миндербиндер.
Заседание проходило на первом подземном этаже АЗОСПВВ, нового Административного здания особо секретных проектов военного ведомства, в круглом помещении, стены которого были обиты люситом цвета морской волны с узором из искривленных меридианов над деформированными континентами и с яркими декоративными скульптурными панелями, выполненными в свободной манере и изображающими бойцовых рыб, сражающихся с пикирующими на них хищными птицами. На стене за неровным рядом аккуратно подстриженных голов членов комиссии был изображен кондор с огромными крыльями и хищными золотыми когтями. Все присутствующие были мужского пола. Записывать что-либо было запрещено. Эти люди обладали острым интеллектом, а их коллективная память вполне заменяла стенографический протокол. Двое из членов комиссии уже с трудом подавляли зевоту. Все считали само собой разумеющимся, что помещение так или иначе напичкано «жучками». Заседания подобного рода были слишком секретными, а потому не могли оставаться конфиденциальными.
— Будет ли он летать быстрее света? — спросил полковник, сидевший в полукружье экспертов, сбоку от расположенной в мертвой точке фигуры председателя на самом высоком стуле.
— Он будет летать почти с такой скоростью.
— Мы его можем модернизировать до такой степени, что он будет летать даже быстрее света.
— При этом несколько возрастет расход топлива.
— Одну минуту, прошу вас, мистер Миндербиндер, одну минуту. Я хочу спросить у вас кое-что, — неторопливо вставил недоумевающий штатский с профессорскими повадками. — Как это ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас теперь есть сверхзвуковые самолеты, а они производят страшный шум, когда берут звуковой барьер, разве нет?
— Он будет бесшумным для экипажа.
— А почему это важно для врага?
— Это может быть важно для экипажа, — подчеркнул Милоу, — ведь никто не печется об этих ребятах так, как мы. Некоторые из них месяцами находятся в воздухе.
— А может быть, и годами, если используются рекомендуемые нами дозаправщики.
— А они тоже будут невидимыми?
— Если хотите.
— И бесшумными?
— Экипаж не будет их слышать.
— Если только не сбавит скорость, позволив тем самым звуку догнать самолет.