Лавр
Шрифт:
Лошади были сведены на берег, и Амброджо с Арсением обнялись с корабельщиками на прощание. Глядя, как удаляется судно, они почувствовали неспокойствие. Отныне странствующие были предоставлены сами себе и Господу. Их ждал нелегкий путь.
Они двинулись на юг. Ехали не торопясь – впереди Арсений и Амброджо, сзади, привязанные поводьями, две вьючные лошади. Дорога была узка, местность холмиста. Спешивались, чтобы поесть. Отрезали полосками сушеное мясо, запивали его водой. Лошади наскоро щипали траву на стоянках. Переходя через ручьи, припадали к ним губами и, фыркая, пили.
К концу дня
Появилась жена корчмаря и отвела лошадей в стойло. Гостям показала комнату.
Эй, Черпак, позвала она мужа, но тот не пошевелился. Черпак! Женщина махнула рукой. Пусть спит.
Закройте ему глаза, попросил Амброджо. Спать с закрытыми глазами гораздо лучше.
Нет уж, лучше так, сказала жена корчмаря. Если вы начнете шарить по корчме, он вас увидит.
Черпак спит – Черпак бдит, произнес корчмарь, отрыгнув. Не мудрствуйте лукаво. Главное, не посягайте на жену мою, ибо она сама на вас посягнет. Он забросил ноги на лавку и укрылся рогожей. Вы даже не представляете себе, на какие вещи мне приходится закрывать глаза.
Среди ночи Арсений почувствовал, как по его животу перемещается что-то теплое. Он подумал, что это крыса, и дернулся, чтобы ее сбросить.
Тс-с, прошептала жена корчмаря. Главное, не шуми, я беру недорого, можно сказать, символически, я бы вообще не брала, но муж, ты же видел это животное, он считает, что во всяком деле должна быть экономическая составляющая, его, подлеца, не переубедишь, а тебе ведь хочется, ну хочется ведь…
Уйди, прошептал он еле слышно.
Она продолжала гладить Арсения по животу, и он чувствовал, как под рукой этой женщины, немолодой и некрасивой, теряет всякую волю. Он хотел сказать Устине, что сейчас может разбиться то, что создавалось все эти годы, но жена корчмаря прохрипела почти в голос:
Да я вашего брата знаю как облупленного…
Ее рука скользнула в низ живота, Арсений подскочил и ударился головой о что-то тяжелое и звонкое, что сорвалось со стены, покатилось, запрыгало и вылетело из комнаты вместе с женой корчмаря.
В соседней комнате затеплился огонь.
Нет, ну ты посмотри, ты посмотри, крикнула жена корчмаря, показав на Арсения. Начал ко мне приставать.
Воспользовавшись моей минутной расслабленностью, сказал корчмарь. Он был почти трезв и потому зол.
Он домогался меня, Черпак! В его руках осталась часть моей одежды. А я вырвалась.
Арсений протянул руки, и они были пусты:
Нет у меня ничьих одежд.
Жена корчмаря посмотрела на Арсения и крикнула уже спокойнее:
Ишь руки распустил, ты не у себя в Пскове. Плати золотой за бесчестие.
Это есть Великое княжество Литовское, сказал корчмарь, и я то есть никому не позволю…
Арсений заплакал.
Слушай, Черпак, сказал Амброджо, у меня есть грамота, которую я вручу вашим властям. Но устно (Амброджо
А я что, сказал корчмарь. Я ведь все только с ее слов знаю. Не хочешь, так не плати за бесчестие.
Жена корчмаря окинула его строгим взглядом:
Эх ты, Черпак. Сей же рече ми: наслажуся красоты твоея. Аз же ему возбраних. Если не золотой, дайте хоть что-нибудь.
За красоту ли твою платить тебе, спросил Амброджо.
Заплатим ей за то, что она меня отвергла, сказал Арсений. Ибо если она отвергает меня на словах, то способна совершить это и на деле. А во всем виноват я, и это мое падение. Прости меня, добрая женщина, прости и ты, Устина.
Не говоря ни слова, Амброджо достал дукат и протянул его жене корчмаря. Женщина стояла, опустив глаза. Корчмарь пожал плечами. Она посмотрела на мужа и, стесняясь, взяла дукат. За окном светало.
От Себежа до Полоцка двигались молча. Арсений выехал чуть вперед, и Амброджо его не догонял.
После стольких лет молчания, сказал Амброджо, трудно тебе опять привыкнуть к речи.
Арсений кивнул.
Когда они в очередной раз спешились, Амброджо сказал:
Я понимаю, почему ты взял вину на себя. Тот, кто включает в себя мир, отвечает за все. Но ты не подумал о том, что лишил чувства вины эту женщину. Благодаря тебе она убедилась, что ей все позволено.
Ты ошибаешься, сказал Арсений. Вот что я нашел в своем кармане.
Он достал руку из кармана и разжал кулак. На его ладони лежал дукат.
В Полоцке они спешились у Спасо-Евфросиниевского монастыря. Амброджо привязал коней к старому вязу. Арсений же прижался лбом к монастырской ограде и сказал:
Здравствуй, преподобная Евфросиние. Как ты, вероятно, знаешь, мы с моим спутником Амброджо (Амброджо склонил голову) едем в Иерусалим. Не нам тебе рассказывать, сколь сложен путь туда, ибо ты его проделала, а мы в самом его начале. И уж тем более неуместно нам будет рассказывать о том, сколь сложен путь обратно: мы его даже не начинали. Ты же, преподобная, вообще отказалась от него и милостью Божией упокоилась на Святой земле. Мы едем туда просить о двух женщинах и очень рассчитываем на твою помощь. Благослови нас, преподобная Евфросиние.
Паломники поклонились и отъехали.
На окраине Полоцка Амброджо обратился к прохожему:
Мы ищем дорогу на Оршу.
Орша стоит на Днепре, сказал прохожий. Днепр – большая река, и это открывает, соответственно, большие возможности.
Он показал направление на Оршу и отправился по своим делам.
Я заметил, сказал Амброджо, глядя вслед прохожему, что за негодностью дорог люди Древней Руси предпочитают водный путь. Они, кстати, еще не знают, что Русь – Древняя, но со временем разберутся. Определенные навыки предвидения позволяют мне это утверждать. Как, впрочем, и то, что положение с дорогами не изменится. Вообще говоря, история твоей земли будет развиваться довольно необычно.