Лазарус
Шрифт:
Сбитая с толку, я отодвинулась, чтобы посмотреть ему в лицо, сдвинув брови, и обнаружила, что он долгое время смотрит поверх моего плеча, его глаза печальные и задумчивые. Когда они повернулись ко мне, я была почти уверена, что увидела в их глубине неподдельную боль.
— Ты просто собиралась бросить меня?
Сумка и коробки.
Они были на моей кровати.
У меня внутри все сжалось при мысли о том, как он, должно быть, это воспринял — как будто мне было все равно, как будто было легко уйти, как будто я не только не доверяла ему, что он справится с правдой,
Это не было ни тем, ни другим.
Мне было не все равно. Я переживала так сильно, что каждый предмет, который я клала в сумку или коробку, вызывал острую боль в моем сердце. Это было нелегко. Это было самое трудное решение, которое я когда-либо принимала. Я миллион раз хотела убежать обратно в его квартиру. Мне хотелось схватить телефон, позвонить ему и выложить все это на прямую. Я хотела разделить это бремя.
Но большая часть меня чувствовала, что не заслуживает такой слабины.
— Ты не понимаешь.
Его руки ослабли на мне, скользнув вниз по моим бедрам, чтобы снять их со своей поясницы. Мое сердце упало, когда мои ноги коснулись пола.
— Я не понимаю, — согласился он, напряженно кивая. На его лице была маска, скрывающая то, что было реальным, то, что, как я знала, скрывалось за ней — предательство, боль. Он прошел мимо меня, взял чемодан и коробки и поставил их на пол, сел на край моей кровати, похлопав по месту рядом с собой. И, не в силах сделать что-либо еще, я подошла к нему и села. — Так объясни мне.
Мои плечи наклонились вперед, локти уперлись в колени. Мои волосы, хотя и были короткими, прокладывали небольшую завесу от его проницательного взгляда.
— Я просто… Я не заслуживаю всего этого, — мой тон был беспомощным, пустым.
— Всего чего?
Конечно, он собирался заставить меня произнести это по буквам. Он был не из тех мужчин, которые хотят, чтобы проблемы были упакованы в подарочную бумагу с блестящим красным бантом. Он хотел знать все уродливое, спрятанное глубоко внутри коробки.
И, действительно, существовал только один способ описать это.
— Тебя.
Наступила тяжелая тишина, которая окутала меня, как одеяло из непроницаемой ткани, придушивая меня.
— Ты думаешь, что не заслуживаешь меня.
Это был не вопрос. Но я все равно ответила.
— Ничто из того, что я сделала, не заслуживает…
— Остановись, — его голос был похож на лай, достаточно громкий, чтобы заставить меня подпрыгнуть и повернуться, чтобы посмотреть на него, с удивлением обнаружив в нем гнев.
Гнев?
— Ты не можешь быть чертовски серьезной прямо сейчас.
— Лазарус, в ту ночь, когда мы встретились, я была…
— В плохом месте. Иисус, блядь, Христос. С каких, блядь, пор стало нормальным судить кого-то по его низким моментам? Они есть у всех нас. Эти моменты — не то, что делает нас. То, что делает нас — это то, что мы делаем после, как мы поднимаем себя. Да, ты была наркоманом и будешь выздоравливать всю оставшуюся жизнь. Ну и что? Как и я. Это не то, кто ты есть. Ты — девушка
Слезы защипали в уголках моих глаз, заставляя меня почти болезненно осознавать, как много они, должно быть, значат для него, сияя в моих глазах, давая ему понять, как много это значит для меня.
— Я знаю, что еще не знаю всю тебя, но я планирую узнать, если ты опустишь эти щиты и покажешь мне все это. Но что я видел до сих пор, милая? Чертовски красивую девушку. Каждый маленький кусочек. И я, очевидно, дал слабину, если не показал тебе, что именно это я чувствую, что я вижу, когда смотрю на тебя. Моя гребаная ошибка. И я планирую это исправить. Но сначала, — сказал он, улыбка стала немного лукавой, снимая некоторую тяжесть момента, — я считаю, что по крайней мере один из нас уже должен быть полностью обнажен.
— Лазарус…
— Это звучит как одобрение, верно? — спросил он невидимую аудиторию в комнате, прежде чем протянуть руку, схватить мою футболку и дернуть вверх, пока мои руки не поднялись прямо в воздух, и он стянул ее с меня, убедившись, что материал собран в кучу, когда он проходил мимо моего лица, чтобы не коснуться моего глаза.
Он не терял времени даром, когда его руки скользнули вниз по моим бокам, зацепив пояс моих штанов и трусиков и потянув вниз, полностью обнажая меня. Его кончики пальцев прошлись вверх и вниз по бокам моих бедер — целомудренный контакт, который, тем не менее, послал ударные волны желания по моему телу, заставляя мою грудь тяжелеть, мои соски твердеть почти до боли, а мое лоно напрягаться.
Его руки схватили мои колени и раздвинули их, прижимая к матрасу, когда он опустился на колени передо мной, слегка подтягивая меня вперед к своему ожидающему рту.
Моя спина выгнулась, когда воздух с шипением вышел из меня, прикосновение его языка к моему клитору мягкими, как шепот, кругами вызвало укол желания, пробежавший от этого прикосновения вверх по моему позвоночнику.
— О Боже мой, — мой голос был странным, воздушным и высоким, едва знакомым даже для моих собственных ушей, когда моя рука погрузилась в его волосы и прижала его к себе.
Его рука двигалась между нами, вдавливая два пальца внутрь и лениво толкаясь, пока он обрабатывал меня своим языком, казалось, намереваясь медленно довести меня до оргазма, мучая меня, пока я больше не смогу этого выносить, и только тогда давая мне облегчение.
— Лазарус, пожалуйста, — захныкала я, мои бедра бесстыдно двигались навстречу его ласкам.
— Ммм, — пробормотал он напротив моего клитора, вибрация была таким странным и совершенно желанным ощущением, что мышцы внутренней поверхности моих бедер затряслись от удовольствия.