Лазоревый день. Книга первая
Шрифт:
Минут десять ничего не происходило. Затем вернулся отосланный владычицей мужчина в сопровождении доброй дюжины волосатых. Гориллы подскочили к пленникам, ловко сняли с ног путы, повели, вернее, почти поволокли, не обращая внимания, успевают люди переставлять затёкшие ноги или нет.
— Эй, а руки? Руки развяжите! — сердито крикнула Орелик, оглядываясь поверх голов низкорослых тюремщиков на следующую по пятам толпу во главе с хозяйкой.
Развязали и руки. Но перед этим их провели по площади вдоль большого дома, тянущегося на три сотни метров. Сразу же за ним располагался ряд навесов, опирающихся на выструганные из тёмной древесины шесты. Под крайним
* * *
Когда сильные волосатые руки разжались, Давид не удержался на ногах, от увесистого тычка в спину упал на колени. Поспешно развернулся, сел, готовясь к новым неприятностям. Дверь клетки запирали — скручивали две половинки замка каким-то хитроумным приспособлением.
— Вот черти, — беззлобно ругнулась Орелик за спиной.
Давид оглянулся. Девушка стояла у противоположной стенки, потирала запястья и изучала их новое жилище. Это даже не тюрьма, — клетка для животных. Параллелепипед из металлических прутьев, обтянутый крупноячеистой сеткой. Можно высунуть руку, ногу, пожалуй, и голову, но вылезти не получится. Ароян последил, как подруга пробует металл на прочность. Сеть склёпана крепко, не растянешь. Тем более, не порвёшь проволоку в палец толщиной. Интересно, для кого она предназначалась? Вряд ли инопланетяне попадаются часто.
Толпа туземцев по-прежнему стояла вокруг. С любопытством глазели — как же, невиданные звери в сегодняшнем цирковом представлении. На почётном месте «дамочка» в бело-оранжевой майке. Вот опять что-то скомандовала. Ага, в клетку просунули два сосуда. Один — ковш с водой. Второй пустой, но прикрытый крышкой.
Орелик тотчас подскочила, села на пол, поджав ноги. Осторожно поднесла ковш к лицу, начала пить глубокими, жадными глотками. Вода маленькой струйкой пролилась в краешке рта, закапала на бедро. От этих капель стало совсем невмоготу. Давид поспешно отвернулся. Русана его жест истолковала неверно, протянула наполовину опустевший ковшик. Вода в нём подрагивала, отражалась от стен маленькими кругами-волнами. Давид сжался, чувствуя, что мускулы больше не выдерживают напряжения. Пить он тоже хотел. Но гораздо, гораздо сильнее — противоположного! Мочевой пузырь начал давать позывы ещё во время морского путешествия. Позже, когда их тащили, подвешенных вниз головами, удалось немного отвлечься от нарастающего давления. Но когда любознательная «дамочка» начала щупать мошонку… Давид ни о чём ином и думать не мог — только бы не обмочиться. Вытерпел. Но теперь — всё. Следовало немедленно освободить пузырь, иначе это произойдёт само собой.
— Дад, что случилось? Тебе нехорошо? — Девушка озабочено придвинулась ближе.
Ароян просипел сдавленно:
— Физиологическая потребность. Малая, но очень сильная.
— Ааа… — Орелик улыбнулась. Тут же спохватилась: — Да, проблема. Мне тоже не мешало бы отлить.
Она быстро заглянула во второй горшок. Поставила его перед Давидом.
— Кажется, эта штука для таких нужд нам и выдана. Опробуй. Представь, что это унитаз. Если стесняешься, я отвернусь.
Ароян кивнул на столпившихся вокруг туземцев.
— А они?
Русана пожала плечами.
— Их отвернуться мы всё равно не заставим. — Не дождавшись никаких действий со стороны друга, предложила: — Дад, тебе будет легче, если я помочусь первая?
Давид
— Ладно, — Орелик восприняла молчание как знак согласия.
Деловито опустилась на корточки, с улыбкой поглядела на туземцев. Конечно, ей легче переступить условности. Виталистка, «дочь природы».
Ох, лучше бы он ей не позволил этого сделать! Звук тугой струи, ударившей в стенку пустого сосуда, отозвался в самой узловой точке напряжения. Давид сжал зубы, сдавил пальцами пах, стараясь удержать горячую волну, не напудить прямо под себя. Еле дождался, пока место на горшке освободится. И с ужасом увидел, как один из волосатых, сидевших в нескольких метрах от клетки, поднялся, неторопливо заковылял, очевидно намереваясь забрать использованный сосуд. Ждать, пока «унитаз» опорожнят, Ароян не мог. Вскочил на ноги, прицелился и отпустил мускулы.
Толпа взревела. И замолчала. Стало так тихо, что звук жидкости, плещущей в горшок, казалось, был слышен за километры. Давид краснел и потел от смущения, но остановиться не мог. Лишь когда последняя капля, сорвавшись, упала между ячеек пола и растеклась на утрамбованной площадке навеса, перевёл дух и осмотрелся. Все без исключения лица были направлены в одну точку.
Брезгливо прикрыв сосуд крышкой, Ароян отступил к охапке травы, присел рядом с подругой.
— Ты произвёл настоящий фурор, — удивлённо пробормотала Орелик. — Бьюсь об заклад, на этой планете нет скульптуры писающего мальчика.
— Угу.
Давид закрыл глаза. Напряжение уходило из мышц, оставляя после себя вялую умиротворённость.
— И что ты обо всём этом думаешь? — поинтересовалась Русана.
— Это инопланетяне.
Орелик хмыкнула.
— Слава богу! А то я опасалась, что это наши «друзья»-имперцы устроили на этой планетке большой Хеллоуин. Дад, я спрашиваю твоё мнение о нашей участи. Можешь сказать что-то вразумительное?
Ароян наклонился, дотянулся до ковшика. С наслаждением сделал несколько глотков. Вода была холодная, вкусная. Пожав плечами, ответил:
— Есть хочется.
Девушка недоверчиво уставилась на него. Шутит? Но Давид, и правда, ни о чём сейчас не думал, мысли уступили место простым физиологическим желаниям. Поняв это, Русана неожиданно захохотала — звонко, заливисто, до слёз. Заразительно. Ароян хмыкнул, тоже засмеялся. Это была реакция на стресс, цепко державший их весь день. Он повалился на спину, продолжая смеяться. Смеялся, чувствуя, как подруга рухнула рядом, уткнувшись лицом в его грудь, как колотит ладонями по животу, не в силах прекратить истерический хохот. Их жизнь в этом мире вступала в новую фазу.
* * *
Насмеявшись и наплакавшись вволю, они сидели, обнявшись, в углу клетки, перешёптывались, обмениваясь впечатлениями. Спектакль затягивался, начинал приедаться туземцам, толпа вокруг навеса редела. Первыми упорхнули стайки ребятишек. Затем и взрослые начали расходиться. Когда пришло время кормёжки, возле клетки оставалось человек двадцать, преимущественно женщины. Во главе с хозяйкой. Ей принесли удобную мягкую скамью, установили под соседним навесом. Пара волосатых слуг уселась рядом на землю. Кажется, затевалось длительное наблюдение. Что ж, если туземка намерена изучать людей, то люди будут изучать её.