Лазоревый грех
Шрифт:
Тихое рычание раздалось из оскаленных, белых, ровных зубов.
— Мне жаль, что ты так ненавидишь свою суть, Ричард.
Он резко меня отпустил и я чуть не упала.
— Бери всех волков, которые тебе нужны, и убирайся.
— Будь у меня волшебная палочка, чтобы сделать тебя человеком, Ричард, просто человеком, я бы ни секунды не думала.
Он смотрел на меня. Глаза выцвели до янтарно-волчьих.
— Я тебе верю. Но волшебной палочки нет. Я такой, как есть, и ничто никогда этого не изменит.
— Мне очень жаль, Ричард.
— Я решил жить, Анита.
Я посмотрела на
— Прости, не поняла?
— Я пытался умереть. Больше я не хочу умирать. Я собираюсь жить, что бы это ни значило.
— Я рада, но мне хотелось бы, чтобы и тебе этот выбор доставил больше радости, чем сейчас в твоем голосе.
— Иди, Анита. Тебе надо ловить убийцу.
Так и было. Время работало не на нас. И все равно я не могла его так оставить.
— Я сделаю все, чтобы тебе помочь, Ричард. Ты это знаешь.
— Как ты помогаешь всем своим друзьям.
Я покачала головой, собрала папки и пошла к двери.
— Когда захочешь говорить, а не ссориться, позвони мне, Ричард.
— А когда ты захочешь говорить, а не ловить убийц, позвони ты.
Так мы и расстались. Но у меня не было времени держать его за ручку, даже если бы он мне это позволил. Ван Андерс бродил на свободе, и слишком многие могли от него пострадать. Что значит некоторое эмоциональное отчуждение между друзьями по сравнению с рыщущим по улицам Ван Андерсом?
Глава 60
Джейсон и Джемиль сохраняли облик людей, а Норман и Патрисия — облик волков. Нормана я видела в человеческом облике, а вот лица Патрисии мне было не вспомнить. Просто большая мохнатая волчица, светлая, почти белая. Пришлось взять волков размером с пони на поводок. Сегодня уж меньше всего мне надо было, чтобы полиция увидала огромного волка, бегающего по улицам без привязи. Как я понимаю, у них была бы твердая решимость сперва стрелять, потом спрашивать.
Расстегнув два мешка, набранных в номере Ван Андерса, я поднесла их волкам. Они понюхали, зарычали и от тротуара гостиницы через весь город провели нас по следу до торговых рядов.
Полиция держала под контролем аэропорты, автобусные станции, хайвеи. А Ван Андерс сидел спокойно, блин, в дурацком продуктовом центре торговых рядов Истфилда. Волосы он убрал под бейсболку и нацепил пару дешевых темных очков. Маскировка не хуже всякой другой. И кому бы жаловаться, но не мне — я сама надела бейсболку, чтобы спрятать волосы, и темные очки тоже. А я терпеть не могу повторять действия плохих парней. Еще я была одета в просторную футболку и мешковатые джинсы с кроссовками. При моем росте я мало чем отличалась от тысяч подростков, бродящих по торговым рядам Америки.
Джейсона и Джемиля я произвела в помощники маршала. Они держались так, чтобы их не было видно, но предупредили меня, что рано или поздно он их учует. Охраннику рядов я уже показала табличку. Я приняла решение полицию не вызывать и людей не пытаться эвакуировать. У меня постановление суда на ликвидацию, и предупреждать я не обязана. Я ничего не обязана была, только убить его.
Был послеполуденный час, так что в продуктовом центре народу было немного. И это хорошо.
За ближайшим к Ван Андерсу столом сидела группа подростков. Какого черта они не в
Ван Андерс был всего в пятнадцати футах от резвящихся детишек. Подростки были еще ближе, но я не могла придумать, как заставить их переместиться.
Собрав нервы в кулак, я пробиралась между мамами и детками, как вдруг подростки встали, бросив на столе мусор, и пошли прочь.
Ван Андерс был настолько один, насколько мог быть в торговых рядах. Я не хотела упускать его еще раз. Слишком он был опасен. В этот момент я приняла решение подвергнуть опасности всех этих мирных граждан. Мамочка с младенцем, у которого рожица вымазана йогуртом, двое вопящих и бегающих детей — да, я ими рискую. Я была достаточно уверена, что контролирую ситуацию и не допущу, чтобы они пострадали, но достаточно — не значит полностью. Одно я знала твердо: я его валю прямо здесь. Ждать я не буду.
Пистолет был у меня в руке у бедра, снят с предохранителя и с патроном в стволе еще задолго до того, как я дошла до столика мамы с детьми. Табличку федерального маршала я выпустила из кармана на грудь футболки — на случай, если какой-нибудь гражданский храбрец попытается спасать Ван Андерса.
Пройдя мимо столика женщины, я подняла пистолет и прицелилась. Наверное, на ее тихое «ах!» он и оглянулся. Увидел табличку и улыбнулся, откусив очередной кусок сандвича. И заговорил с полным ртом:
— Сейчас мне будет сказано «ни с места, руки за голову»? — В его речи звучал голландский акцент.
— Нет, — ответила я и выстрелила в него.
Пуля выбила его со стула, и я выстрелила еще раз раньше, чем он упал на пол. Первый выстрел был поспешный, не смертельный, зато второй — точно в корпус, куда надо.
Я выстрелила еще два раза до того, как приблизилась и увидела, как открывается и закрывается у него рот. Кровь хлынула изо рта и окрасила рубашку.
Я обошла его по широкой дуге, чтобы стрелять в голову без помех. Он лежал на спине, истекая кровью, но сумел откашлять ее, прочистить горло и сказать:
— Полиция должна предупреждать. Не может стрелять сразу.
Я выпустила из своего тела весь воздух и взяла на мушку его лоб, точно над глазами.
— Я не полиция, Ван Андерс. Я ликвидатор.
Глаза у него расширились. Он успел сказать:
— Нет...
Я спустила курок, и на моих глазах почти все его лицо превратилось в неразличимую кашу. А глаза были синее, чем на фотографии.
Глава 62
В этот вечер Брэдли позвонил мне домой. Выбив человеку мозги посреди кучи пригородных мам с детишками, я что-то не в настроении была идти на работу. Не странно ли? Я уже залезла в постель с моим любимым игрушечным пингвином Зигмундом и с Микой, который свернулся рядом. Обычно тепло от Мики создает больше уюта, чем целая куча мягких игрушек, но сегодня мне нужно было подержаться за любимого пингвина. Руки Мики чудесны, но Зигмунд никогда не говорил мне, что я глупая или кровожадная. Мика тоже не говорил, но я все жду, когда скажет.