Лазоревый петух моего детства
Шрифт:
– Ты чего же?
– сказал я обиженно.
– В деревне, понимаешь, бродят какие-то белые птицы, какие-то привидения. Схоласты, спиритуалисты...
– Остановись.
–
– Романтик, превратившийся в брюзгу?
– Ты мне зубы не заговаривай. Ты отвечай: зачем покинул деревню?
Янтарный глаз его засмеялся. Я различил в этом смехе тот предел иронического, за которым следует отчаяние и покой.
– Курица нынче не та, - вдруг сказал он.
– Найдешь прекрасное зерно золотое. Кричишь, зовешь: "Сюда! Ко мне! Любуйтесь..." Они прибегают, склевывают зерно не глядя и возмущаются. "Где?" - орут. "Что?" - орут. "Как, куда?" Обзывают, представь себе, пустомелей, обманщиком, фатом... Думаю, расклевали курицы и твои зерна.
– Он помолчал и спросил: - Что собираешься делать?
Я ответил,
– Напишу про любовь.
Янтарный глаз его опять засмеялся. Но уже легче и веселое - с надеждой.
– Горячо, горячо, но не жарко, - пропел он.
– Не забывай, детство сильнее любви.
Оперение его было пронзительно ярким, как бы возникшим на гранях хрустальной люстры. Я наклонился, чтобы погладить его. Протянул руку, которую научил писать сказки. В пальцы тотчас ударили тысячи легких острых осколков. На листьях и на траве образовалась сверкающая капель. Миг - и она высохла, испарилась.
Петух мой оставил меня, скрылся за поворотом леса.
И поляна, и поредевшие в кронах сосны, и луговина, и все, все вокруг осветилось мощным безжалостно-обнажающим светом - у моих ног лежало лазоревое перо.
С какой тайной мыслью он оставил мне эту лазурь - цвет, который согласуется лишь с трезвой зрелостью дня?