Лазурное небо
Шрифт:
Свер прочёл на лице сородича тревогу, и мигом догадался о причине его беспокойства. Они переглянулись, будто бы ведя немой диалог. В глазах обоих заложников тлела надежда, не на спасение собственных жизней, а на шанс выживания для общины. Маг тем временем замолк, закрыл веки, двигал пальцами по воздуху, движениями прядильщицы. Он вновь обратился к мёртвым, которые пробудились от векового сна, и покинув землю через трещины созданные Теонари, были готовы исполнить любое желание их повелителя.
Колдун уже знал что будет, понимал что прольётся кровь, воздух наполнится звоном металла, живые столкнутся с армией
Заложники так и сидели, напрягая мышцы, желая избавится от трущих до крови пут, не отрицая возможность дотянуться до дугмиров. Но все задумки были тщетны, они разбивались об страшную реальность, твердящую, что им отсюда выбраться лишь в форме душ, покинувших тело. Подобная смерть была настоящим позором для любого воина Оргвана, потому оба орков даже и не думали сдаваться. Балгрум уже решился на фатальный прыжок вниз, таким образом забрав с собой мага и обеспечить шанс на спасение своему товарищу. Но предстоящие события помешали исполнению задуманного, они изменили ситуацию, превратив её из плохой в очень плохую.
Теонари ликовал понимая сколько крови сегодня поглотит земля. Ведь столько же алой жидкости получат его рунические символы на костях. Это могло означать лишь одно — победу и продолжения жизни мертвеца. Но потрясение ждало сегодня не только орков, оно решило наведаться и к магу изменив ситуацию, превращая её из хорошей в ужасную.
Близился финал задумки мага. Всё было готово для последнего аккорда исторической баллады, что сложат через несколько лет, в честь событий произошедших в Южном проходе. Песнь будет повествовать о кровавой резне, предательстве и безумном маге, что не страшится беспокоить мёртвых. Барабаны станут долгой дробью готовить слушателя к последнему куплету, где и будет поведан эпилог истории "Лазурного неба"…
Орочье племя двигалось не слишком быстро, опасаясь непредвиденных ситуаций. Будь они уверены на все сто в задумке предложенной шаманом, ринулись бы сломя голову. Но ситуация требовала осторожности, понимал это стар и млад. Илви двигалась во главе цепочки сородичей, высматривая возможную угрозу. Её самострел уже был заряжен, а крючок ждал заветного спуска. Воительница настояла на том, чтобы балтус двигался отдельно от неё, сев на одну из лошадей и принял на себя роль смотрящего, обязанности которого просты и не требуют сложных навыков. Смотреть по сторонам — вот всё что требовалось от чужака в орочьей общине. Этим же занимался Мэгбор, внимательно вглядываясь в покрытую песком голую равнину.
В ближайших трёхсот шагах ничего не было, кроме разве что огромной башни с небольшими пристройками возвышающейся ровно по курсу идущего племени. Именно это и была та самая цитадель, куда предложил идти Мэгбор и куда по его словам двинулся отец Илви. Девушка всё ещё лелеяла мечты и надежды на счастливое воссоединение. Они неприятной дрожью проходили по телу,
Внезапно землю пронзила дрожь, лёгкая, едва ощутимая. Но лошади нервно задёргали головами, отказывались идти и исполнять приказы наездников. Шаман волнующе осматривался, подгоняя пожилых сородичей и кучеров двух небольших повозок запряжёнными ослами. Воины напряглись, изымая оружия из ножен, кладя стрелы на тетиву луков. Не страх, но предвкушение чего-то ужасного повисло в воздухе. Было необычно тихо, даже ветер отказывался играть присутствующим мелодию, замолчав. Казалось вот-вот случится нечто неожиданное, но шли секунды перерастая в минуты, и ничего не происходило.
Племя продолжало движение, солнце окончательно в знак прощание окрасило небосвод оранжевым свечением, намереваясь скрыться за горизонтом. Заветная цель, башня, была всё ближе и ближе. Илви уже могла видеть как время не пощадило конструкцию, слегка наклонив её в бок. Но даже такое место, полностью разрушенное или же непригодное для жилья, орки смогут обустроить и облагородить, желания имеется, а это главное. Отчего-то девушке казалось что на вершине башни находятся фигуры, две из которых сидят. Возможно солнце бьющее в глаза играло с ней в свои игры, а возможно там и правда кто-то находился. Воительница крикнула Лаффи, дабы тот занял её место, а сама пришпорив кобылу направилась чуть быстрее, на разведку. Кто ж знал, что именно это и спасёт ей жизнь…
Дрожь проходящая по земле, подобно мурашкам по коже человека, осталась позади двух лошадей, чьи наездники требовали бешеного галопа с целью оторваться от опасностей. Фердинандо и Лукьяш молча ехали вперёд, с каждой секундой приближаясь к башне всё ближе и ближе. Там безопасно — понимал разведчик — сможем укрыться и наконец-то поговорить. Юношу интересовали недавние события, которые ему посчастливилось не застать. Бой, в котором полегли семь десятков воинов оставил свой, незаметный шрам, на сердце главнокомандующего. Ведь он не просто проиграл, он проиграл с позором.
— Остановимся, лошадям нужен отдых. — Раздался бас мужчины, что двигался чуть позади Лукьяша. Услышав просьбу соратника, разведчик остановился, натянув поводья и развернув лошадь. Он видел как Фердинандо тянется к небольшой кожаной сумке висящей на боку лошади. Оттуда воин со шрамом изъял несколько скляночек и без раздумий начал пить одну за одной. Содержимое небольших, с плоским горлышком и широким дном скляночек оставалось загадкой для Лукьяша, и он мог лишь догадываться отчего жидкость имеет такой необычный оттенок. Розовый, фиолетовый, голубой, чёрный, белый… Казалось это магические снадобья, иначе быть не может. И выходец из дома "Оранжевых выдр" был прав, давая ответ на вопрос Фердинандо.
Воин со шрамом покачнулся, выпив последнюю склянку и бросая пустой флакон на землю. В глазах заискрилось, стук сердца ускорился отдаваясь болью в висках. Всё стало притупленным, серым, невзрачным. Даже соратник смотрящий на него и задающий вопрос был не более чем блеклым предметом антуража. Фердинандо не слышал его слов, не чувствовал собственного тела. Он будто бы вознёсся в небо, превратившись в гордого орла с массивными, острыми когтями, что готов поймать бедную животинку неудачно оказавшуюся в поле его зрения.