Лебединая дорога
Шрифт:
– Если хочешь, ты можешь звать меня просто: Абу Джафар.
Мягкий голос звучал учтиво и доброжелательно… Собиратель мудрости совсем неплохо управлялся с северной речью, вот только слова произносил как-то смешно. Ольгейр ярл пояснил:
– Это значит отец Джафара, так у них принято.
Правду сказать, сын Ворона смотрел на странника без особого воодушевления. Как понять человека, пустившегося в походы по чужим краям, когда он мог бы сидеть дома и не знать забот и хлопот? Потом он глянул на руки Абу Джафара и увидел, что они были тонкими, как у женщины. В длинных
Зато путешественник смотрел на Виглафссона и видел перед собой всего лишь огромного дикаря с недоеденным хлебом в руке. Быть может, и впрямь по-своему благородного и достойного, раз уж сам наместник правителя русов рекомендовал его для беседы… но навряд ли способного к наукам и наверняка с ними незнакомого. Он тоже прибыл сюда из далёкой страны, но что он сумеет о ней рассказать, кроме того, какая там водится дичь и по какой цене продаются рабыни?..
Он, конечно, не мог знать, что в этот же вечер трижды подряд проиграет Халльгриму в шахматы.
Между тем торг на берегу разворачивался вовсю. Олав Можжевельник послал сына на лодке сообщить в лагерь, что всё шло хорошо, – и вскоре красный корабль привёз женщин. Смышлёная весь тотчас понесла на торг новые товары: подвески-уточки, подвески-коньки, гремучие бляшки, красивые лепные горшки с железными оковками и дужками – подвешивать над огнём; мочёную морошку, меха, мёд, пиво, вкусные рыбные пирожки…
Воевода Олег кивнул Абу Джафару и ушёл присмотреть, по чести ли торговали. Халльгрим убрал в рот остатки краюшки и сказал:
– Я не знаю, что тебе всего интереснее, чужестранец. Если хочешь, я покажу тебе свой корабль!
Взойти на драккар к заезжему викингу отважился бы не всякий. Но Абу Джафар пошёл за ним бесстрашно.
– Его выстроил дед моего отца, – рассказывал халейг. – Он начертал руны на его носу и бортах, и в тех рунах великая сила! Ему больше ста зим, – видишь, как вытерлись гребные люки? Много раз проходил он Лебединой Дорогой, но море ещё не торжествовало победы…
И к путешественнику пришло невольное удивление: этот северный дикарь говорил о дубовом корабле словно о живом и преданном существе. Так соплеменник самого Абу Джафара мог бы говорить о любимом коне, тонконогом умном красавце. И он сам не заметил, как спросил:
– А скажи мне, ездят ли у вас на лошадях?
– Ездят, – улыбнулся Халльгрим. – Но по большей части туда, куда нельзя добраться на лодке.
Он повёл гостя по кораблю, рассказывая ему об устройстве драккара и о пройденных им морских путях… Абу Джафар внимательно слушал его, уже обдумывая, как он опишет эту случайную встречу в своей книге о государствах и странах… как вдруг его глаза коснулись девушки, сидевшей на одной из носовых скамей. Её левая рука была подвязана к шее шерстяным платком, огненные волосы полыхали на солнце. Они окутывали её, как плащ. Девушка безучастно смотрела куда-то в озёрную даль…
Халльгрим перехватил взгляд Абу Джафара и сказал:
– Это моя невеста.
Вигдис медленно повернула голову, и путешественник удивился ещё раз. Как и жительницы страны
Пожалуй, эти люди были вовсе не так бесхитростны и просты, как ему показалось сначала!
Халльгрим привёл его на корму и показал плотно закупоренный трюмный лаз:
– Здесь мы держим своё оружие…
На крышке лаза сидел красивый молодой воин, вооружённый копьём. Рядом с копьём у него на коленях лежал деревянный костыль. Абу Джафару неоткуда было знать, что воина звали Эйнаром и что Халльгрим оказал ему величайшее доверие, посадив караулить мечи. Абу Джафар увидел только, как сын Ворона махнул рукой и воин слез с крышки лаза и встал поодаль, тяжело опершись на костыль.
Халльгрим взялся за кольцо: показался крепкий дубовый сундук. Халльгрим открыл его и вытащил огромный меч с лезвием длиннее вытянутой руки. Привычно извлёк его из ножен, и славный бороздчатый клинок, смазанный от ржавчины жиром, так и вспыхнул на ярком свету.
– Это мой, – довольно щурясь, сказал Виглафссон.
И добавил, ткнув пальцем в чужеязычную надпись, выдавленную в блестящем железе: – Его выковали франки. Такими ли сражаются в твоей стране?
Абу Джафар взялся за рукоять, и его ладонь заняла её едва наполовину. Он сказал:
– У нас в ходу другие мечи. Наши воины скачут в бой на конях, а этот для всадника неудобен.
Халльгрим спрятал меч обратно в сундук и вытащил другой.
– Мы не сражаемся верхом. А это меч моего сына… его, говорят, делали где-то у вас.
Узорчатая сталь отливала на солнце благороднейшей синевой. Абу Джафар наклонился прочесть благословение, начертанное на клинке. А когда выпрямился, то увидел, что Халльгрим, отвернувшись, смотрел на свою невесту. И его лицо вовсе не было лицом счастливого жениха. Выждав немного, путешественник коснулся его руки. Халльгрим опустил крышку сундука, кивком велел Эйнару занять своё место и проговорил:
– Ее отец был моим врагом… и она больше думает о том, как бы отомстить.
И пришлось Абу Джафару признаться самому себе, что дикари вовсе не были дикарями. Потом он попросил:
– Расскажи мне о своей земле, мореплаватель.
Халльгрим провёл рукой по растрепавшимся на ветру волосам…
– Что же тебе о ней рассказать?
Абу Джафар ответил:
– Я слышал от многих, что там, откуда ты приехал, царит вечный мрак и от холода невозможно жить.
Халльгрим усмехнулся, положил руки на гладкую бортовую доску и посмотрел на север-запад. Усмешка понемногу пропала с его лица.
– Моя земля, – сказал он глухо, – такова, что краше её нет во всём населённом мире. Ты не видел её, чужестранец, а что толку рассказывать о том, о чём рассказать нельзя… Может статься, однажды тебе повезёт, и ты увидишь наше море и услышишь, как оно грохочет у подножия чёрных скал. Ты увидишь зелёные пастбища и горы, сверкающие льдом… Увидишь кружащихся чаек и воронов, летящих вслед кораблям…