Лебединая песня. Любовь покоится в крови
Шрифт:
– Не так давно я застала Эдвина в его гримерной, сильно пьяного, когда он пытался изнасиловать Джудит. Я видела своими глазами, как он стаскивал с нее платье. Бедная Джудит, сколько страдания было на ее лице. Пришлось вмешаться.
– И каков был результат? – с интересом спросил Фен.
– Схватила его за воротник и стукнула по голове. Он повалился на спину и заснул.
– Превосходно.
– Потом Джудит умоляла меня никому об этом не рассказывать. Говорила, что ей будет очень неудобно перед людьми. Пришлось обещать.
– Но Стейплтон об этом
– Да. Ему она рассказала. На следующий день он подошел ко мне с благодарностями. Вид у него был довольно странный. Думаю, он весь кипел от гнева. – Она замолкла. – Теперь, полагаю, в вашем перечне мотивов появился еще один.
– Знаете, я что-то подобное подозревал. – Фен достал свой золотой портсигар, предложил сигарету ей, сам закурил. – Как вы провели вечер, когда погиб Шортхаус?
– Мы посидели в баре, а потом я пошла к себе в номер. Это было в начале десятого.
– То есть алиби у вас нет.
– Как видите.
– И вы могли никем не замеченная выскользнуть из своего номера и через задний выход отеля пробраться в театр, в гримерную Шортхауса и подвесить его в петле на веревке, прикрепленной к крюку в потолке.
– Запросто.
Фен кивнул:
– А что вы делали сегодня после ланча?
– Зачем вам надо это знать?
– Есть причина, – дружелюбно отозвался Фен. – И весьма основательная.
– Вы заставляете меня нервничать. Я сейчас начну рассказывать и что-нибудь со страха перепутаю, а вы засадите меня в тюрьму за то, чего и в жизни не делала.
Фен встрепенулся. От тепла электрического камина его потянуло в сон.
– Ничего страшного. Посидите немного, а потом разберутся и выпустят.
Они посмеялись.
– Ну и чем вы занимались?
– После ланча, – начала Джоан, – я написала несколько писем в комнате отдыха отеля. Там были люди, довольно много, они могут подтвердить. Где-то в четыре появился Карл, и я пригласила его на чай. Потом пришел инспектор. Пил с нами чай и расспрашивал.
– А больше никого из участников спектакля вы не видели?
– Нет. – Она задумалась. – Хотя приходила Элизабет. Побыла с нами несколько минут. Это было уже после ухода инспектора.
– О чем шел разговор?
Джоан пожала плечами:
– Ни о чем определенном. Так, обычная болтовня. Впрочем, перед самым уходом она вдруг объявила, что знает, кто убил Эдвина.
– Ну, наверное, это была шутка.
– Возможно. Карл ушел вскоре после нее, поднялся наверх поговорить с Джорджем, а я допила чай и вдруг вспомнила, что не сказала Элизабет о сегодняшней репетиции. Решила зайти к ней. Дверь была не заперта, в номере никого не было.
«Надо же, – подумал Фен, – тот, кто напал на Элизабет, не потрудился запереть за собой дверь. Какая оплошность. Конечно, если нападавшей не была сама Джоан».
Профессор внимательно посмотрел на нее.
А что, она вполне способна это сделать. Да, оперная дива, шарм и так далее, но за всем этим просматривается твердость и решительность. Но, с другой стороны, именно такие качества свидетельствовали против версии о виновности Джоан. Тот,
– Я окликнула Элизабет, – продолжила Джоан, – но она не отозвалась. И все же мне показалось, в номере кто-то есть. Ощутилось какое-то движение. Я прислушалась и решила, что это в соседнем номере.
– В ванную комнату вы не заглядывали?
– Нет. Дверь была полуоткрыта, но я проверять не стала. – Она испытующе взглянула на Фена: – Профессор, скажите, с Элизабет что-то случилось?
– Пока нет. Но сегодня днем ее дважды пытались убить. Примерно в то время, когда вы заходили к ней в номер. Так что ваши наблюдения очень важны.
Джоан была потрясена.
– Убить Элизабет? Но почему?
Фен пожал плечами:
– Не знаю. Но давайте продолжим. Вы оставили на столе записку и что дальше?
– Записку? – недоумевающе спросила Джоан. – Ах да, конечно. Я написала записку, а потом пошла в театр. Вот и все.
– По пути в номер Элизабет и обратно вы кого-нибудь встретили?
– Кроме горничных, никого.
Фен представил, где мог скрываться нападавший. Скорее всего в туалете. Дальше по коридору совсем недалеко находится номер Пикока. А что, если злоумышленник вышел оттуда?
Фен отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи. Единственную новость, какую ему удалось получить из беседы с Джоан – что инспектор Мадж разрабатывает свои вздорные версии.
Он решительно поднялся на ноги.
– Ну как, я сдала экзамен? – спросила Джоан.
Фен улыбнулся:
– Да. На отлично.
Она выключила камин.
– Тогда пойдемте.
Глава 15
– Мне вдруг вспомнилась постановка «Саломеи» Рихарда Штрауса, – проговорила Джоан, когда они спускались по лестнице. – Я там пела заглавную партию. Это было довольно давно, когда у меня была хорошая фигура.
– У вас и сейчас прекрасная фигура, – совершенно искренне заметил Фен.
– Дело в том, что я была первой Саломеей, представшей перед мужской частью публики в том образе, какой они бы желали увидеть в «Танце семи покрывал» перед царем Иродом. Одежды на мне было тогда меньше, чем на любой из «девушек Уиндмилл» [18] . Но речь не об этом. Ирода пел Эдвин. – Джоан передернула плечами. – Насупившись, он сопротивлялся моим чарам, с обнаженным телом, грузный, толстый, совсем не соответствующий человеку, который долго жил в пустыне, питаясь диким медом и саранчой. Вы знаете, он мне был так отвратителен, что я едва сдерживалась. А когда он запел «Позволь коснуться поцелуем твоих губ», а потом прижался, меня едва не вырвало. Но я достаточно крепкая, и это все же происходило на сцене, а теперь представьте, что должна была чувствовать несчастная Джудит.
18
Уиндмилл – лондонский театр-варьете.