Лебединые одежды
Шрифт:
— Да тролль тебя задери! Смотри, Хильд! — Фрейя схватила Чашу и выплеснула ее содержимое в раковину. То есть наклонила ее, и чай полился в сливное отверстие. И лился… и лился… и лился. — А теперь убедись сама. — Фрейя поставила Чашу перед Хильд. Она была полна горячего ароматного чая. И, кажется, даже с бренди. — Пей. Видимо, тебе это действительно нужно.
Хильд послушно глотнула. Ого, а бренди не пожалели. В желудке сразу потеплело, расслабились плечи, а в кончики пальцев потекло приятное тепло.
— Рядом
— Например? — Хильд не собиралась сдаваться просто так.
— Например, где ты родилась?
— Паяла. Это в…
— Знаю, — отмахнулась Фрейя, — Лаппландия, лен Норрботтен. Жопа мира.
— Ну отчего же! — Обиделась Хильд за свой родной город. — У нас красивая церковь. Меня там крестили.
— Пойдем в кабинет, посмотрим, что у нас есть на твою Паяле.
Ну да, со столицей, конечно не сравнишь, но в этом городке была своя прелесть. Спокойная река, множество небольших озер, собачьи упряжки, олени, саамы и все такое. Одним словом, туристам нравилось.
— Две тысячи жителей, — щелканье клавиш под пальцами Фрейи сливалось в пулеметную очередь. — В каком году ты родилась, напомни.
— 1996.
— И крещена тогда же.
— Да.
— Спасибо нашему правительству за всеобщую цифровизацию.
Как ни странно, никакая Хильд Йоханссен в церковных книгах зарегистрирована не была, хотя мало того, что велись электронные записи — были отсканированы все реестры, начиная с 17 века.
— Когда погибли твои родители?
— 20 декабря 2006 года, — Хильд сглотнула комок, но Фрейя, казалось, сочувствия не испытывала.
— Они были похоронены в Паяле?
— Да.
Хильд до сих пор помнила стук кирки о мерзлую землю, рождественскую ель перед городской ратушей, ледяные сани с ледяными оленями, в которых фотографировались туристы и холод, который пронизывал ее до костей, несмотря на теплую куртку и саамские унты.
И снова никаких записей ни о Маргрете ни о Гримнире Йоханнсенах. Но ведь Хильд точно помнила: мама была учительницей, а отец держал механическую мастерскую, и когда они все вместе шли на воскресную службу, с ними здоровался каждый встречный.
— Ничего не понимаю, — растерянно сказал она. — Этого просто не может быть.
— Тогда посмотрим записи твоего интерната, — предложила Фрейя. — Куда тебя отправили в 2006-м?
— В Кируну, школа-интернат для девочек имени Святой Бригиты. Я жила там до 2014-го.
Никакого упоминания о Хильд Йоханнсен. Хуже того, на школьных фотографиях не было ни одного знакомого лица.
Забыв, что чай все еще может быть горячим, Хильд осушила Чашу двумя длинными глотками. Горький напиток обжег язык и горло, даже в груди запекло. Девушка со стоном потерла грудь ниже ключиц.
— Что такое? — Спросила Фрейя.
— Кажется, обожглась. Ничего, сейчас пройдет.
— Дай-ка посмотрю, — Фрейя оттянула вниз широкий ворот мужского свитера и ахнула.
На белоснежной коже алели странные узоры — не татуировка и не шрамы, а словно выписанные на белой бумаге красные буквы.
— Больно?
— Да. Что там?
— Смотри сама. — Фрейя развернула Хильд к темному окну, которое горящий в комнате свет превратил в черное зеркало. — Похоже на вязаную руну. Знаешь, что такое футарк?
Ну да, про рунический алфавит им рассказывали еще в шестом классе. В конце концов, любой закончивший школу человек мог прочесть рунические надписи в Уппсале или на Рёкском камне. Вот только смысл их был слишком туманен.
— Можешь прочитать? Что это значит?
— Это не памятная запись. Это заклинание. — И вот они снова возвращались на тысячу лет назад, но только на этот раз Хильд крепко держала руку подруги, словно боялась заплутать в лабиринтах времени. — Это Перт, руна памяти, которая связывает тебя с прошлыми и будущими поколениями, а это Ансуз, она соединяет отдельные части в целое. Вот Одал, он вызывает видения, и Эйваз, который помогает выйти из сна и сохранить воспоминания. Но они написаны в зеркальном отображении, то есть должны действовать наоборот.
— И от чего меня заколдовали?
— Похоже, что твою память заперли и заменили ложными воспоминаниями.
— Ч-ч-черт!
— Но тот, кто это сделал, не желал тебе зла, потому что сплел их с рунами защиты: Иса, Кеназ и Хагалаз.
«Хераз!», хотелось крикнуть Хильд. Во что я вляпалась?
— А нельзя это как-нибудь… отмыть?
Постепенно боль в груди унималась и странные буквы на коже выцветали, а потом совсем исчезли. Обо всем произошедшем напоминала лишь горечь на языке.
— Отмывай, не отмывай, а твой вирд (1) уже известен и записан. Судьбу не изменишь. Но теперь ты понимаешь, что ваша с Орваром встреча не была простой случайностью? И держится за тебя он не из-за прихоти.
— А из-за чего?
— Может быть, это то, что называют любовью?
Хильд вспомнила улыбку Хокона и вздохнула. Конечно, Фрейя должна была кое-что знать о любви.
— То, что случилось между Орваром и мной не имеет ничего общего с тем, что есть у вас с конунгом. Орвар не такой.