Лебяжье ущелье
Шрифт:
– Я вот тоже одинока, – посетовала новая знакомая Ганны, и Ганна посмотрела на нее недоверчиво. – Но, знаешь, в молодости отсутствие семьи как-то легче принять. Подружки, ухажеры, гулянки-вечеринки…
– У меня нет подруг, – хмуро откликнулась Ганна.
– Ну-у? Значит, мы с тобой два сапога – парочка. Приходи ко мне в гости, а? Хочешь? Выпьем чайку, потолкуем о своем, о девичьем… Ну? Придешь?
Что-то жалкое и хищное одновременно промелькнуло на лице дамы, судорожно сжалась-разжалась холеная рука. Ганна смотрела на нее с интересом, но без страха. Зачем бы ей приглашать на чай малознакомую девушку? Что ей за корысть в продавщице из «Букиниста»? Попросит откладывать ей редкие
– Приду, – согласилась она.
– Вот и ладненько, вот и умничка.
К даме вернулся холодный, уверенный тон, она продиктовала Ганне свой адрес, номер телефона и взяла с нее обещание прийти непременно на этой же неделе. А тут и Семен Наумович пожаловал, побежал впереди клиентки в свой закуток, кланяясь по дороге, как китайский болванчик, открыл перед ней дверь и прикрыл ее за собой – плотно. Боялся, что Ганна станет подслушивать, подглядывать? Вот еще! Она и с места не стронулась.
Клиентка пробыла у Семена Наумовича долго – что-то с час, а то и больше. Ганна ждала и ревновала. Наконец процокали каблуки ее туфель, Маргарита Ильинична проследовала на выход, но, повернувшись к Ганне, помахала ей рукой, улыбнулась. Рукой она нарочно махала так, что виден был обхвативший запястье затейливый браслет с бирюзой, который Ганна до того видела в коллекции старого ювелира. Сам ювелир провожал покупательницу, все так же кланяясь. Но когда за ней захлопнулась дверь и покупательница профланировала изящной походкой к припаркованному у тротуара автомобилю «Нива» темно-вишневого оттенка, он распрямился пружинкой и устремил на свою коллегу пристально-колючий взгляд.
– О чем это вы с ней говорили? – спросил свистящим шепотом, в чем нужды вовсе не было, так как магазин пустовал.
– Да так, – дернула плечами Ганна. – О том, о сем.
– Странно, – прищурился Семен Наумович.
– А что, со мной и поговорить уж нельзя? – решила оскорбиться Ганна, сообразив, что из ювелира можно, пожалуй, кое-что вытянуть.
– Что ты, что ты, голубушка… Как нельзя, очень даже можно. Да только не такой Марго человек, чтобы праздные разговоры вести.
– А какой? Какой она человек?
– Вот этого, пожалуй, я сказать тебе не могу. Но один совет ты таки прими: держись-ка от этой дамочки подальше.
– Да отчего же?
Воображению Ганны, девушки, далекой от реальности, но прочитавшей огромное количество романов, представились моментально страшные тайны, все до единой связанные с любовью – возвышенной и продажной, поэтичной и противоестественной.
– Губу отклячила, глаза стеклянные, не иначе, девушке мерещатся амурные приключения, – язвительно заметил Семен Наумович. – Ни-ни, ничего подобного, никаких боккачиевых шалостей! Просто…
Он наклонился через прилавок к Ганне, совсем как давеча Маргарита Ильинична, но от старого ювелира на девушку пахнуло не клеверной свежестью, а затхлой нафталинной вонью.
– Просто я, голубушка, знаю Марго уже двадцать лет. И за эти годы я, изволишь видеть, стал согбен и лыс, как пророк Елисей, а моя Маргарита Ильинична все так же цветет, и ни морщинки у ней не прибавилось! Вот и думай, голубушка, не кровью ли невинных дев умывается сия персона?
И старый ювелир скрипуче засмеялся.
Глава 5
Если Семен Наумович хотел своими словами отвратить Ганну от дружбы с загадочной Марго, то добился прямо противоположных результатов. Быть может, она
Для визита Ганна выбрала будний день – Маргарита Ильинична намекала, что прийти можно когда угодно, но ведь выходные у такой женщины наверняка заняты, хотя она и объявляет себя одинокой? Ганна позвонила и получила «добро». С пустыми руками неловко являться, после работы пришлось заглянуть в кондитерскую на проспекте Дзержинского. Увы, все вкусности уже расхватали, пришлось довольствоваться кексом в нарядной коробочке, кажется, довольно черствым.
Маргарита Ильинична жила в новом доме, в самом центре города. Ганна видела этот дом, но никогда не предполагала, что в нем такие огромные квартиры, высокие потолки, роскошная лепнина… Всего три комнаты – гостиная, кабинет, спальня, но в бесчисленных старинных зеркалах отражается целая анфилада роскошно убранных покоев. А обстановка! Ведь у людей как? Стол – это стол, стул – просто стул. И внешнее, и внутреннее содержание предельно выражено назначением предмета. Как в мультфильме: «Вот это стул, на нем сидят, вот это стол – за ним едят». В квартире Маргариты Ильиничны столов было несколько. Был обеденный стол красного дерева, резной, затейливые узоры на котором можно было рассматривать целый день и не утомиться. Был восточный шахматный столик с инкрустациями из перламутра и панциря черепахи. Был столик чайный, накрытый парчовой скатертью, которая сверкала еще ярче серебряного чайного прибора. А письменный стол с мраморной доской, с малахитовым пресс-папье? Это же просто памятник какой-то! Да разве только столы были в этих хоромах, разве только стулья? Еще картины, и статуэтки, и целая коллекция вразнобой тикающих часов со сверкающими бронзовыми фигурами, и удивительная посуда… Если бы все это принадлежало ей, Ганне, как бы счастлива она была!
– Ходи, осматривайся, чувствуй себя как дома, – любезно предложила ей хозяйка, словно услышав ее мысли, и ушла в кухню заваривать чай.
И Ганна осматривалась. Она не могла почувствовать себя как дома – скорее как в музее. Обычная девушка ее лет ни за что не смогла бы жить в такой квартире, где нечем вздохнуть, негде повернуться от антиквариата, боялась бы спать на этой массивной кровати с пологом, размером с небольшое футбольное поле… Но Ганне квартира нравилась. Равнодушная к уюту, обитающая среди чужих вещей, она мучительно завидовала Маргарите Ильиничне. Существовать в окружении вещей, которые намного старше тебя, слышать, как они вздыхают и шепчутся по ночам о прошлом, – и знать, что вещи переживут твой невеликий век, что у них будут новые хозяева… Какая горькая отрада! Да, вот это настоящее, вот ради чего стоит жить!
«Десять лет… А моя Маргарита все так же цветет…» – вспомнились Ганне слова старого ювелира, и она вздрогнула, словно холодная рука сжала ей сердце. Кто знает, может быть, старые вещи дают своим хозяевам немного жизненной стойкости? Займи монументальности у письменного стола, холода у малахита, блеска у бронзовых статуй – и, быть может, сумеешь прикоснуться к Вечности, стать ее частицей?
Чай был сервирован в гостиной. Ганна осторожно держала легкую чашечку, расписанную по бледно-желтому фону белыми хризантемами, и завидовала хозяйке, которая налила себе чаю в простой стакан с тяжелым подстаканником. К такой чашечке даже губами страшно прикоснуться! Дома они с теткой пили чай из толстых фаянсовых бокалов. А в родительском доме, уже почти забытом, были только эмалированные кружки, остальная посуда побилась. Ели из полиэтиленовых мисок, от горячего они размягчались, и их можно было вывернуть наизнанку.