Лечь на амбразуру
Шрифт:
— В связи с нарушением неприкосновенности частной жизни согласно статье сто тридцать седьмой Уголовного кодекса Российской Федерации расследуется преступление против конституционных прав и свобод человека и гражданина, — важно и торжественно заявил Гордеев, строго глядя на притихшего Семенова. — Согласно протоколу о задержании и обыске некоего гражданина Минаева А. Е., - продолжил уже зачитывать по своему блокноту Юрий Петрович, — вы, гражданин Семенов М. Г., проживающий по адресу: город Москва, улица Кошкина и так далее, были привлечены в качестве понятого. Ответьте,
— Э-э… а на Варшавке, — вспомнил Семенов.
— Конкретнее!
— Ну в этом, в кабаке.
— Как вы там оказались?
— Э-эта… а чего, нельзя? Права не имею? — попробовал возмутиться Семенов.
— Имеете полное право. Но почему ваши соседи показывают, что за вами специально приезжали в тот день сотрудники отдела криминальной милиции с Каширки?
— Так далеко же! Они — эна где! А я?
— Значит, вас отвезли туда на служебной машине? А потом?
— Чего потом? Ходи, говорят, понадобишься — позовем.
— Вы записали показания гражданина Семенова? — строго спросил Гордеев у Елисеева.
— Так точно, товарищ начальник, — ответил тот и показал лист бумаги, на котором он, как и договорились — если удастся, конечно, — записывал то, в чем, сам того не желая, сознавался Семенов.
— Хорошо, пусть он прочитает и подпишет!
— Давай, Семенов. — Женька протянул ему запись и шариковую ручку.
Тот, ничего не понимая, взял ручку, повертел, потом прочитал написанное, подумал, сомневаясь, но все вроде было записано с его слов верно.
— А чего? Так и было… — Он поставил свою закорючку и положил ручку на стол. — А я-то чего?
— Вы, Семенов, пока ничего, — ответил Гордеев резко. — Но сотрудники криминальной милиции совершили по сути должностное преступление. И они за это будут отвечать по закону. А вы сидите себе и не вздумайте снова хулиганить на лестнице. В следующий раз мы вас просто арестуем и посадим по статье двести тринадцатой — за хулиганство. А пока предупреждаем. Но в последний раз!
С этими словами Гордеев, кивнув Елисееву, так же важно покинул противно вонявшую застарелым «алкогольным выхлопом» квартиру. И с удовольствием грохнул за собой дверью.
Старухе, все еще маячившей возле своей двери, так же строго сказал:
— Мы предупредили вашего соседа, что его поведение грозит ему уголовной статьей за злостное хулиганство.
— Ну и дух! — воскликнул Елисеев, едва оказались во дворе.
— Вот так, — удовлетворенно констатировал Гордеев. — А я и был в этом уверен. Зачем им искать кого-то, когда под боком у них прикормленные и послушные понятые. Как говорится, по вызову. Думаю, что и Вяхирева — из той же породы.
Пожилая женщина со следами былого благородства на лице Зинаида Васильевна Вяхирева проживала на Кантемировской улице, в самом ее начале, и опять же поблизости от милиции. Ну, конечно, для доблестных правоохранителей было бы слишком большой удачей, чтобы необходимые им понятые сами, по собственной воле или нужде оказались в нужное время и в нужном месте. Но зачем это им все-таки понадобилось? Что за фикцию они
Хозяйка открыла им дверь и, внимательно прочитав адвокатское удостоверение Гордеева, впустила его со спутником в квартиру. Здесь было достаточно опрятно, и сама женщина казалась бывшей учительницей на пенсии. Или кем-то иным, но уж во всяком случае человеком бывшего, так сказать, умственного труда. С ней и лукавить Гордеев не решился. Наверняка, заподозрив обман, женщина откажется вообще разговаривать.
Она разрешила гостям раздеться и снять обувь, предложив старые, разношенные тапочки. Затем прошли в комнату, сели у круглого стола под тяжелой, прежних лет, скатертью. И стулья были тоже из прошлого — с гнутыми спинками.
Юрий Петрович объяснил цель своего приезда. Ему поручена защита человека, задержанного третьего дня в ресторане на Варшавском шоссе.
— Вы не подскажете мне, Зинаида Васильевна, почему сотрудники милиции взяли именно вас в понятые при задержании? Вы интеллигентная женщина, это сразу видно, а вместе с вами там оказался какой-то алкаш! Вероятно, это дело случая? — подсказал он ей ответ.
— Ну что вы! — возразила интеллигентная женщина, видимо и не подозревая, что сама лезет в ловушку. — Меня, бывает, нередко приглашают на такого рода мероприятия.
— Приглашают специально?
— Ну… если далеко добираться, сами понимаете, помогают и транспортом.
— Ах вон как! Ну понятно, спасибо. Скажите, а что, обыскивали они задержанного гражданина в вашем присутствии! И вы лично видели, что извлекали у него из карманов брюк?
— Обычно они так и делают, но в данном случае, мне это запомнилось, нам просто объяснили, что мы должны подписать.
— Понятно, — помрачнел Гордеев. — Вечно у них все не так! Все, извините, через… а, ладно! Хоть заплатили за труд?
— Господи, да какие это деньги? Курам на смех… А вы, значит, защищать теперь его будете, да? А что, он и в самом деле приличный человек?
— Интересно, с чего вы взяли? — улыбнулся Гордеев.
— Ну… я же вижу, вы тоже приличный человек и наверняка не взялись бы защищать какого-нибудь бандита. Разве не так?
— А вы молодец, Зинаида Васильевна, вам не откажешь в наблюдательности. Спасибо, я был рад побеседовать с вами и могу сказать, что вы мне очень помогли. Ну, разрешите тогда откланяться?
— Как?! А я хотела вас чаем угостить… На улице такая холодина!
— Благодарим вас, мы на машине. Всего вам доброго. — И уже на улице, когда Елисеев достал из кармана репортерский магнитофон и стал перекручивать пленку, спросил: — Я думаю, хорошо получилось?
Евгений остановил перемотку, включил «play», и они услышали чистый и ясный голос Вяхиревой.
— Отлично, — заметил Юрий Петрович. — Ну все, Женя, отсюда, то есть от ближайшей станции метро, наши дорожки расходятся. Протокол и пленку оставь мне, а сам мотай куда хочешь и занимайся своими делами. Но постарайся быть на связи. А я поеду в одно место, надо будет теперь выяснять про милицию. Сами ж они мне ничего не расскажут.