Лечь на амбразуру
Шрифт:
— Вы убедили меня в искренности ваших слов, — неожиданно сухо сказала Толмачева и поднялась. — Извините, больше у меня действительно нет времени. К сожалению. Буду рада вас еще увидеть… по работе.
Она протянула ему ладонь для рукопожатия, но он аккуратно поцеловал ее и склонил голову.
Толмачева быстро направилась к двери, вышла, не оборачиваясь. Он тоже оставил комнату, где решались судьбы сотен, тысяч людей, размышляя при этом, что женщина-то, кажется, покинула его в смятенных чувствах. И это очень, очень своевременно…
На него обрушился шквал звонков и предложений.
Первой
Слова были суровыми, но голос вибрировал с такой силой, что, не знай Гордеев, с кем беседует, ринулся бы, задрав штаны, за комсомолкой. Как острили в дни его юности. Однако он знал, с кем разговаривает, и принялся невнятно что-то мекать, хекать, откашливаться и мычать невразумительно, ссылаясь на усталость и прочее, чего на самом деле отродясь у него не было.
Но суть этого звонка была не в желании Лидии немедленно затащить его к себе в койку, а в том, что губернатор проявил наконец интерес к приезжему адвокату и выразил согласие встретиться с ним. Недоставало еще маленькой детали, подумал Гордеев, всего нескольких слов: так, мол, и быть, заходи. Спасибо, барин. Но вообще-то мы не очень нуждаемся в твоей милости. Вот ежели Наталья Павловна сказала бы свое категорическое нет — тогда, возможно, пришлось бы толкаться и к губернатору. И то предварительно хорошо обдумав этот свой шаг.
И Юрий кисло согласился на встречу, разрешив себе даже слегка схамить. Он сказал, что очень сожалеет: почему как губернатор, так обязательно мужик? А вот была бы она, Лидия Михайловна, губернатором, его бы и упрашивать не понадобилось, сам бы примчался, потому что с таким губернатором ему уж точно не пришлось бы вести нудных разговоров, поскольку с ней надо не говорить, а действовать — и чем отчаяннее, тем лучше.
Она хохотала и советовала в самом деле не терять зря времени — грешные желания должны удовлетворяться в первую очередь, чтобы в конце осталось несколько минут для замаливания греха. Ведь известно: не согрешишь — в чем каяться-то? Гордеев, ау?
Он посерьезнел, сделав вид, что полностью разделяет ее точку зрения, однако обстоятельства… и снова путаная неясная речь. Она отстала, поняв, что сегодня с ним кашу не сваришь. Но в самом конце вдруг спросила:
— А чего это вы нынче в суде делали? — небрежно так спросила, между прочим.
— Батюшки, да уж вы не за шпиона ли меня считаете? — ужаснулся Юрий и подумал: вот оно, самое-то главное!
— Да не берите в голову! Кто-то вас там видел, вот и сказал. А вы на всякий случай, это я вам по-дружески говорю, будьте поосторожней с нашей судьей. Очень опасная женщина. Злая и непредсказуемая.
— Спасибо, буду иметь в виду. Так что, вы говорите, с губернатором? Я вообще-то планировал завтра провести весь день в изоляторе и в прокуратуре. Может, Андрей Ильич согласится перенести встречу на послезавтра? Опять же пятница, дальше выходные, а? — Юрий закончил многозначительно, как бы намекая на
— Надо подумать… — протянула Лидия. И он понял, что затея с губернатором — это ее личная идея, так что Гусаковский вполне может и не знать ничего о готовящейся аудиенции…
Следующий звонок последовал от Гали. Она интересовалась его планами на вечер. Точнее, планами на продолжение их отношений.
Поскольку разговор шел не в гостинице, а на ступеньках ее, Юрий мог говорить с Галочкой свободно. Прилетел товарищ из Москвы, привез важные документы. Он нашел себе своего рода конспиративную квартиру, где они сегодня хотели вместе поработать над документами. Все-таки у Галочки дома это делать опасно, можно примелькаться в глазах соседей.
Она все поняла без дальнейших оправданий. Погрустневшим голосом заметила, что, конечно, была бы рада увидеть и его, и друга, но раз нельзя, значит… что ж, придется ждать.
— А кто это? — спросила в конце, не удержалась.
— Ты с ним знакома, — ответил Юрий. И этим ограничился.
Затем, уже в холле, его догнал звонок Агеева. Но отвечать подробно Юрий не стал, не та обстановка, зато предложил сегодня обязательно встретиться, лучше «у бабушки» — такой вот пароль, — где и обсудить последние новости.
Ни о чем особенно не думая и тем более ни к чему специально не готовясь, но ощущая кожей некое желание что-то сменить, освежиться, Гордеев встал под душ, побрился, брызнул отличным французским одеколоном — не терпким, но в меру приятным, переоделся и отправился пообедать. К сожалению, этот процесс для него должен был протекать в одиночестве. Никого он не мог пригласить с собой — ни товарища, ни подругу, не говоря уже о разного рода хищниках, от которых потом не избавишься.
Но едва он уселся в ресторане, как увидел пробирающегося к нему между столиками Салмана. Тот подошел — впервые сам, вежливо протянул ему руку и спросил, указывая на стул:
— Магу?
— Прошу, — показал рукой Гордеев. — Что выпьете, уважаемый Салман?
— Слушай, пазволь, я буду?
— Спасибо, уважаемый, но за этим столом угощаю я. Коньяк?
— Можна, — кивнул с важным видом Салман.
— Я обдумал вашу просьбу, — сказал Юрий, когда они чокнулись и выпили по рюмке, — кое с кем побеседовал. Обещаю вам, что постараюсь освободить Султана. Но твердо смогу сказать в ближайшие день-два. Тогда назову и сумму своего гонорара, не возражаете, уважаемый?
— Нэт, — твердо заявил Салман.
— И еще просьба: не надо, чтоб ваши ребята за мной катались и меня охраняли. Понимаете, Салман? Я не хочу привлекать к своей особе пристального внимания тех, против кого работаю, — так выходит по логике вещей. А если появится какая опасность, я первый вам скажу. Договорились? Так что вы помолитесь Аллаху, а я с удовольствием поставлю свечку Богу.
— Ты умный человек, — почти без акцента заявил Салман, приложил ладонь к груди, встал и ушел.
Отобедав, Юрий поднялся в номер, чтобы одеться и позвонить потом уже Филиппу, что он выходит, но обратил внимание на стоящий у вешалки на подставке, где обычно размещают свои чемоданы приезжие, ящик, полный бутылок с коньяком. Этого еще не хватало!