Лечить или любить?
Шрифт:
— Может быть, кто-нибудь из ваших родственников?
— Те, которые в деревне? Ну конечно — между уборкой и посевной сказки сочиняют! Мамина сестра сказала: еще раз своего пацана привезешь, я об него всю хворостину для профилактики обломаю, чтоб перед соседями не срамил.
— А отец Андрея?
— Мы в разводе давно, Андрюшке и трех лет не исполнилось…
— И с тех пор он не подавал никаких признаков жизни?
— Нет, почему же. Они видятся иногда, в кино ходят, в зоопарк…
— То есть отец Андрея — нормальный, социально адаптированный человек, принимает участие в воспитании сына? — обрадовалась я. — А не сочинял ли он
— Нет, — твердо сказала женщина. — Блажной был, этого не отнять, но историй не сочинял. Точно.
— А что значит — блажной? — осторожно спросила я.
— Да вечно витал где-то. Ни кран починить, ни полку прибить, ни посоветоваться по делу. И все книжки читал… И сейчас, наверное, читает…
— Расскажите подробней, — я почувствовала, что нащупала истоки проблемы.
Еще через пять минут я уже открыто смеялась. Несмотря на продекларированное отсутствие фантазии, женщина была хорошим рассказчиком — язвительным и наблюдательным, а благодаря деревенскому происхождению хорошо владела сочным народным языком.
Ее бывший муж действительно любил читать. Очень. Читал книжки периодами — по авторам. Проникался всем — историческим колоритом, этнографией, кухней. Менял гардероб, стиль речи, круг знакомых. Когда читал Ремарка, похудел на 10 килограммов и был поставлен на учет в тубдиспансер. В джеклондоновский период влюбился в удмуртку, странно щурился и завел себе терьероподобного уродца — умнющую темно-рыжую тварь с отвратительным характером. Хемингуэя ему запретила читать жена — он стал говорить фразами из трех слов, носить в гости свитера со стоячим воротом и странно присматривался к ружьям…
— Они оба модифицируют мир, понимаете? Делают это без всякой корысти, просто чтобы было интересней…
— Он своими модификациями меня в гроб вгонит, раньше, чем в армию уйдет, — прокомментировала мою гипотезу женщина. — Сделать-то можно что-нибудь?
— Да, — сказала я. — Можно. Нужно куда-то канализировать эту его страсть. Театральный кружок. Литературная студия. Еще что-нибудь подобное. Безопасная резервация. В дальнейшем подумайте о какой-нибудь специализированной школе. Может быть, журналистика. Они столько врут, что ему там будет раздолье.
— Подскажите конкретно, — потребовала она.
Я дала ей короткий список из известных мне мест.
Но ни одно из них не сработало.
Спустя год Андрей прижился в детском кукольном театре — он чудесно отождествлялся с куклами, сочинял репризы, любил стоять позади действия в черном трико. Отец ходил на все его спектакли, гордился сыном. Безумное сочинительство из практической жизни семьи исчезло без следа. Впоследствии Андрей начал сам изготовлять кукол, что и стало его профессией.
Глава 60
Хомячок Тани Гранаткиной
Наше время — время больших скоростей и активных самопрезентаций. Почти всем родителям хочется, чтобы ребенок был успешен и достиг высот. Поэтому довольно часто ко мне обращаются родители младшеклассников с такой проблемой:
— Знаете, он как-то не умеет себя проявить. Дома вечером хорошо рассказывает стихи, а наутро в классе, если не спросили, стесняется сам поднять руку. Потом расстраивается. И со сверстниками тоже — вроде бы ему и хочется быть лидером, а как-то не получается… Мы можем ему как-то помочь?
— А вы уверены, — спрашиваю я, — что вашему ребенку это действительно нужно — быть на переднем крае, под светом софитов чужого (не всегда доброжелательного)
— Ну, не зна-аем… — тянут родители. — Но так же тоже нельзя — все время на задней парте отсиживаться, сейчас жизнь-то какая: кто смел — тот и съел! (Как будто во время появления этой поговорки жизнь была другой.) Так что — нам нужно! Как ему помочь?
Тогда, прежде чем перейти к конкретному обсуждению, я рассказываю им историю из собственного детства.
После первого класса мама отправила меня в пионерский лагерь. Нас, самых младших (10-й отряд), было человек тридцать — целый автобус испуганных семилетних детей, впервые в жизни оторвавшихся от родителей, — круглые глаза, чистенькие одежки, ручонки судорожно комкают убогие кулечки с яблочками-печен-ками, выданными на дорогу. Некоторые тихо плачут (громко протестовать никому даже в голову не приходит — не то было время).
Ехать до лагеря долго — почти четыре часа. Детство любопытно — большинство детей успокоились и стали потихоньку оглядываться. У одной из девочек (невзрачной и тщедушной, с тонкой шейкой) на коленях вместо завтрака лежал маленький жестяной чемоданчик — в таких в те времена выдавали подарки на новогодних елках. Иногда, не переставая беззвучно плакать, девочка открывала чемоданчик, заглядывала в него, совала туда тонкий пальчик, а потом снова закрывала. Первой не выдержала соседка: «Чего это там у тебя?» — «Хомячок», — еле слышно ответила девочка. — «Ой! — ахнула спрашивающая. — Настоящий?! А посмотреть можно?» — Девочка молча кивнула и слегка приоткрыла крышку, продемонстрировав соседке толстого белого хомяка с красными глазами. — «Ой, какой хорошенький! — взвизгнула от восторга соседка. — А печенье он ест?.. Меня, кстати, Алена зовут, а тебя?» — «Таня Гранаткина», — прошептала хозяйка хомячка. — «Что у вас там? Хомяк? Дайте позырить, не жадничайте!» — решительно потянулся толстый мальчик с сиденья через проход.
К приезду в лагерь весь десятый отряд знал, что в автобусе едет Таня Гранаткина, у которой есть хомяк, которого она дает посмотреть и даже погладить. Хомяк ест яблоки, но только сладкие и красные, а печенье уже не ест, просто пихает его под себя, на дно чемоданчика.
По приезде раскладывали вещи, определялись с местами в спальнях (в одной спальне размещалось 12 девочек). Вокруг робкой Тани Гранаткиной образовалась компания крупных энергичных девочек (я была в их числе), которые охраняли хомяка от слишком активных посягательств мальчишек (в семь лет большинство детей любят животных, но далеко не все умеют с ними обращаться). Таню и хомяка мы разместили в престижном месте — в углу, возле окна. Освободили ему отдельную полку в тумбочке. Танины вещи (зубная щетка, паста, расческа) приютила на своей полке девочка с соседней кровати. Таня вежливо говорила всем «спасибо», но ее голос по-прежнему был едва слышен. Хомяка в жестяном чемоданчике — и то было слышнее.
После тихого часа было собрание октябрятского отряда. «Надо выбрать командира отряда, отрядную песню, речевку, девиз и эмблему, — деловито сказала девушка-вожатая. — Какие будут предложения, ребята?»
Как вы думаете, какие были предложения? Правильно — единственным человеком, которого знал весь отряд, на тот момент была Таня Гранаткина. Ее и выбрали абсолютным большинством голосов. Таня явно испугалась, но отказываться от подобной чести в те времена было не принято. Поэтому она мужественно проглотила подступившие слезы и даже улыбнулась вожатой.