Лёд и алмаз
Шрифт:
Появление Грободела меня не удивило. Всё-таки сегодняшняя внештатная ситуация была самой серьёзной из всех, что когда-либо случались на наших испытаниях. Покинув вертолёт последними, полковник и его адъютант направились вдогонку удалившейся группе, но без особой спешки. Командование явно намеревалось присоединиться к бойцам, когда они выйдут на заданную позицию. И, если им повезёт, вскоре все они с чувством исполненного долга погрузятся обратно в вертолёт и вернутся на базу. Разумеется, уже в компании со мной — живым или мёртвым.
Ни в том, ни в другом виде я туда возвращаться больше не желал. И потому собирался серьёзно
Почему Хряков высадился именно сюда и куда чистильщики после этого дружно устремились?
Два с лишним месяца беготни по пустоши не прошли для меня даром — я успел обнаружить и запомнить множество здешних укромных уголков. Под скалой, чья плоская вершина являлась единственной в округе удобной посадочной площадкой, находилась глубокая и извилистая пещера. Она заканчивалась тупиком, и в ней вполне можно было не только укрыться от холода, но и продержать некоторое время оборону.
А что ещё мне делать? Бежать нам с Жориком некуда, вести переговоры с полковником бесполезно, воевать — тем более. И потому, если тот останется непреклонным, у меня будет лишь два выхода: выполнить его требование или издохнуть, продав свою жизнь подороже. И то обстоятельство, что я и мой напарник засели в глубине каменного склепа, вряд ли указывало на мою покладистость. Подобраться к нам, не понеся потери, чистильщики не могли. А любая попытка выкурить нас газом обернётся тем, что мы выстрелим из картечницы в потолок и похороним себя под обвалившимися пещерными сводами, которые в разрушенных катакомбах настолько зыбки, что стоит лишь начаться обвалу, и пещера как таковая мигом исчезнет. Вот и выкапывай меня потом из земных недр, гадая, уцелел энергетический симбионт после гибели носителя или испарился бесследно вкупе со всеми алмазами.
В оружии и доспехах Дюймового были встроены маячки, по которым «Светоч» отслеживал перемещение каждого смертника. Так что долго искать нас в заснеженной мгле Грободелу не придётся. Знал он и о пещере, отображённой на имеющихся при нём картах пустоши. Мы были обречены, и всё наше сопротивление виделось Хрякову лишь жалким судорожным трепыханьем.
Одного не знал полковник: того, что мы ещё не настолько отчаялись, чтобы хоронить себя заживо, пока у нас двигались руки-ноги и окончательно не смёрзлись мозги. И когда поисковая группа проникла в глубь скалы и добралась до источника сигнала, их ожидал обескураживающий сюрприз: валяющиеся в конце пещеры Жориковы картечница и амуниция. А их владелец и я там отсутствовали. Что стало сразу же очевидно, поскольку спрятаться в подземелье было негде, а каких-либо боковых ответвлений оно не имело…
Однако отмотаем время немного назад. К тому моменту, когда чистильщики только подлетали к месту падения авиаботов и отслеживали на сканерах перемещение взбунтовавшегося камикадзе. Или, точнее, перемещение его доспехов и оружия, поскольку сам он вряд ли носил в теле подобный маячок. Почему я в этом так уверен? Да потому, что на кой
Сбросив с себя амуницию, Чёрный Джордж остался в одном утеплённом комбинезоне, что надевался сталкерами под доспехи, и в армейских ботинках. Будь у нас побольше времени, я тоже обзавёлся бы одежкой, стянув её с мёртвого Аса. Но до прилёта солдат оставались считаные минуты, и мне пришлось, стиснув зубы, довольствоваться теплом, каким я успел запастись у костра. Нас ожидало очередное испытание на морозостойкость — суровое, но, к счастью, недолгое. После чего мороз нам будет уже нипочём. Не важно, при каком исходе: удачном или неудачном. В первом случае мы окажемся внутри вертолётной кабины, во втором — превратимся в равнодушные к холоду трупы.
Третьего не дано.
С нашей стороны было бы крайне наивно думать, что Хряков бросит вертолёт и пилота без охраны. Поэтому нам пришлось пойти на очередной разумный риск. Даже ночью и в метель нам не удастся незаметно подкрасться к посадочной площадке. Стерегущие её солдаты будут иметь при себе тепловизоры и засекут злоумышленников ещё на подходе. Подстрелить же часовых издали нам было попросту не из чего. Оставь мы в пещере одни доспехи, Грободел вмиг заподозрил бы неладное, когда у него на сканере маячок Жориковой «Мегеры» начал бы двигаться отдельно от его амуниции.
Безвыходная ситуация? Отнюдь! Того, кто давно собаку съел на подобных играх и страстно желает вырваться на свободу, такими препонами не остановить.
Полковник Хряков был тёртым калачом, но, пробегав всю жизнь на посылках у учёных, имел один недостаток. Служа из года в год по особому распорядку, в отрыве от прочих армейских частей, Грободел смотрел на обычных военнослужащих через призму своего специфического опыта и с изрядной долей презрения. Обладая широкими полномочиями и свободой в выборе средств, Хряков считал прочих своих собратьев по оружию ограниченными людьми, действующими исключительно в рамках полученных приказов и инструкций. Особенно это касалось тех солдат и офицеров, которые управляли какой-либо техникой.
Грободел видел во мне лишь скользкого и хитрого преступника — в этом я за время нашего общения успел убедиться. Разумеется, он был в курсе, что шесть лет назад я служил вертолётчиком, и подозревал, что мои навыки пилотирования утрачены не до конца. Однако полковника эти подробности уже мало беспокоили. Его логика была элементарной и не имела изъянов: если не подпускать пилота к штурвалу, то его шансы сбежать из «Светоча» по воздуху равны нулю. Орёл с обрезанными крыльями не летает — и впрямь, только идиоты могут это оспорить.
Вот и сегодня Хряков надёжно прикрыл свой тыл, оставив на охране Ми-ТПС помимо пилота ещё двух бойцов. Вертолёт находился на вершине возвышенности, что летом походила на лысину, а зимой — на ту же лысину, только намыленную. На ней нет ни единого способного защитить от пуль укрытия. Даже затаись мы в снегу где-то на склоне, нам не добежать до цели, не угодив под пули часовых. И полковник, и я были в этом совершенно уверены. Только выводы из собственной уверенности каждый из нас делал разные.