Лёд и алмаз
Шрифт:
Если бы не атаковавшие уже поверженного на тот момент Жнеца бомбардировщики, неизвестно, чем в конце концов завершилась бы наша драка. Спасаясь от авианалёта, мы с Трояном бросились кто куда и больше с той поры не встречались. Но я всё ещё боялся, как бы он, желая свести со мной счёты, не явился на Керченскую базу и не учинил здесь массовый геноцид. Вряд ли результат того боя удовлетворил не привыкшего получать по загривку Трояна. А значит, я имел все основания полагать, что мы с ним ещё встретимся. И что третьего нашего поединка не на жизнь, а на смерть уже точно не будет…
Пленившие
Да, каюсь: я выдал военным всё как на духу. К чему вообще мне было лгать, упорствовать или выгораживать кого-либо на допросах? Наоборот, пообещав дознавателям говорить правду, я заключил с ними сделку, чтобы после следствия все обвинения с Жорика и Динары были официально сняты. А сами мои товарищи — отправлены за Барьер без наручников, как полностью искупившие свою вину свободные граждане.
Проконтролировать, исполнили чистильщики нашу договоренность или нет, я, естественно, не мог. Но с какой стати им было мне лгать? Тяжких преступлений за Дюймовым и Арабеской не числилось; по крайней мере, я ни о чём подобном не знал. И заработать себе амнистию было для них на порядок проще, чем тем сталкерам, коих угораздило провиниться перед военными.
Сам я о такой амнистии не мог даже мечтать, ибо за последние пять лет не однажды проливал кровь бывших собратьев по оружию. Что они мне при поимке сразу же инкриминировали. И были правы, поскольку иного, более удачного — и вдобавок законного — повода завладеть моими сокровищами у них не имелось. Однако после истории со Жнецом и Трояном мои нынешние хозяева больше не смотрели на меня, как на ходячую шкатулку с драгоценностями. Которую они, на моё счастье, не стали опустошать и вышвыривать на помойку, едва лишь им выпал такой шанс.
Испокон веков военные почему-то считаются в народе туповатыми солдафонами. В действительности это, конечно же, неправда. И потому закономерно, что командование Барьерной армии (без сомнения, моя судьба решалась где-то на том уровне) предпочло сиюминутной выгоде в триста миллионов баксов дальнейшее изучение моего феномена. Благо, новые данные о нём и о Жнеце дали исследователям уйму свежей пищи для ума. Разрушенный нами уникальный двигатель исполинского биомеха был некогда фактически в него вживлён и по своей структуре подозрительно напоминал моего энергетического симбионта. Но если восстановить первый не представлялось возможности, то второй находился сегодня в полном распоряжении учёных. И мог послужить им рабочей моделью компактного силового агрегата, который шутя перемещал по суше колесную махину весом в миллионы тонн.
Технология,
Впрочем, проверить «двигательную» теорию на практике было проблематично. Убеждён, многие «толстолобики» Центра хотели бы попытаться извлечь из меня источник аномальной энергии и пересадить его в какую-нибудь энергоёмкую военную технику. Также убеждён, что идея эта не была отвергнута, а осталась в качестве резервной. До той поры, пока наука не получит твёрдую гарантию, что, очутившись вне моего тела, бесценный паразит не умрёт, а будет пригоден для дальнейших исследований.
Сегодня учёные были ещё не готовы пойти на такой рискованный шаг. Поэтому проводили более предсказуемые, с их точки зрения, опыты, подвергая меня беспрерывным физическим и психическим перегрузкам.
«Толстолобики» лелеяли надежду увидеть наяву то, что было запечатлено на спутниковой съёмке. А именно: переход моего симбионта в автономный режим функционирования по достижении мной некоего экстремального предела. И поскольку найти этот предел можно было, лишь подвергнув меня крайней опасности, я был вынужден изо дня в день испытывать на своей шкуре спартанские лишения.
Убедить учёных, что за годы моей «алмазной» жизни подобная вспышка гнева охватывала моего паразита лишь однажды, не получалось. На слово мне не верили, а доказать, что единственный враг, кого он реально боится — это Троян, — я не мог. За что и страдал неимоверно.
Благо, симбионт продолжал оказывать мне свою обычную поддержку: наделял меня обезьяньим проворством, невидимостью на ярком свету, заживлял раны и ограждал от болезней. В результатах моего исследования от 2051 года ни о чём подобном, естественно, не упоминалось. За Барьером, вдали от входа в гиперпространство, живущая во мне инородная тварь всего лишь медленно меня убивала. А я в свою очередь «убивал» любую попадающую мне в руки электронную технику.
Открывшиеся уже в Пятизонье мои феноменальные навыки выживания заинтересовали падких до всего неизведанного учёных «Светоча». Но ненадолго. Они радели не о пользе для моего бренного тела, а о сулящем им богатство и славу прорыве в области энергетических технологий. И потому взялись провоцировать моего паразита на то, чтобы он выказал свою истинную, а не ограниченную мощь. Ну и, естественно, попутно искали способ, как отделить источник этой мощи от его биологического носителя, чьей жизнью при этом можно было легко пренебречь…
Устраиваемые нам с симбионтом «научные» провокации, как вы уже поняли, не отличались человеколюбием и проходили отнюдь не в стерильных лабораторных условиях. Вблизи от Керченской базы раскинулась обширная пустошь, да не простая, а образовавшаяся на месте обвалившихся катакомб. В день Катастрофы их огромная разветвлённая сеть покрылась множеством разломов и обрушилась подобно тому, как оседает пена в пивной кружке. Вдобавок сейсмические сдвиги земной коры выдавили этот каменный пласт на поверхность. Это не позволило образоваться провалу и заодно придало данному району острова воистину инопланетный пейзаж.