Лед и пламя Тартара

Емец Дмитрий Александрович

– Что им надо? – нервно спросила Ната.

– Уж точно не твой автограф. Не хочешь попытаться их охмурить? – поинтересовался Чимоданов.

Стекло треснуло. В комнату полезли комиссионеры. У некоторых в зубах поблескивали ножи.

Мошкин выхватил меч. Чимоданов после непродолжительного размышления материализовал боевой топор. С мечами у него не особо ладилось. Несмотря на все старания Арея обучить его бою на мечах, взъерошенному, маленькому, вспыльчивому Петруччо куда больше подходил топор. Интересно, как бы он отреагировал, скажи ему кто-то, что топор – любимое оружие гномов?

Услышав из коридора шум, Мошкин обернулся.

В дверях маячили еще рожи четыре. Тела у комиссионеров были такие же липкие, как и их физиономии. Одежда висела на них клочьями. На ком-то были только штаны, на ком-то лишь пиджак. Все истлевшее и явно снятое с мертвяков. Некоторые комиссионеры ограничились часами. Правда, ничего шокирующего хрупкую детскую нравственность в наготе комиссионеров не обнаруживалось. Все они были абсолютно бесполы.

Мошкин и Чимоданов встали спина к спине. Чимоданов контролировал окно, Мошкин – тех, что прорвались через дверь.

– Когда будешь размахиваться топором, не попади мне по затылку! – попросил Евгеша.

Как всегда с ним бывало, в минуту реальной опасности он вел себя мужественнее, чем в минуты опасности воображаемой.

– Я ведь не попаду, да? – передразнил Чимоданов.

На плечи к нему резво карабкался Зудука с карманами, полными петард. Ему помог стол, под который хозяин недавно бросил свой красный чемодан. Наступив на чемодан, Зудука перескочил с него на стол, а оттуда сиганул на плечи к Петруччо.

Ната попыталась атаковать комиссионеров мимической магией. Пустые старания. Издеваясь над Натой, один из комиссионеров выдал своим глиняным лицом всю ее мимику. Все это было проделано с такой обезьяньей пародийностью, что Ната узнала себя. Ее передернуло. Почему-то со стороны себя видеть куда неприятнее, чем кого-то другого. Видя, что от ее мимики пользы никакой нет, Ната поспешно забралась под стол и, обхватив руками красный чемодан, загородилась им.

Комиссионеры толпились, теснили друг друга. На первый взгляд, их было не меньше двенадцати. Двое с секирами, имевшими на конце копейный выступ, трое с ножами, один с кавалерийским палашом, остальные вооружены кто чем. Мелькали даже ржавые вилы (смерть не столько от укола – сколько от заражения крови) и бейсбольные биты, которые так любят возить в багажниках тронувшиеся на почве самообороны дядечки. Причем те же дядечки обычно возят с собой на случай отмазки и бейсбольный мячик. Типа покатался на машинке – поиграл в бейсбол.

Комиссионеры суетились, мельтешили, кривлялись, прыгали, однако никаких реально враждебных действий пока не предпринимали. Пользуясь моментом, Зудука извлек из-за уха зажигалку и, подпалив тройную петарду, швырнул ее в столпившихся комиссионеров.

– И... ди... от! – с опозданием крикнул Чимоданов.

Три слога, отделенные отточиями, в действительности были разделены тремя оглушительными взрывами. Это послужило сигналом. Один из комиссионеров ринулся вперед. Особой ловкостью он не отличался. Мошкин присел, ушел от выпада и мощным круговым ударом отсек ему обе ноги. Однако это ничего не решило. Вся толпа комиссионеров бросилась на них. Чимоданов и Мошкин, до того пытавшиеся держаться вместе, были мгновенно разделены. Петруччо размахивал топором, отпрыгивал, атаковал, проламывал комиссионерам глиняные головы и про себя удивлялся, что он еще жив.

Мошкин, у которого крышу сорвало не так капитально, как у его приятеля, был, признаться, удивлен. Имея численное преимущество,

комиссионеры легко могли перебить их, однако нападали вяло, замедленно. Они не столько стремились поразить Евгешу и Чимоданова, сколько прорваться к столу, под которым пряталась Ната. Здоровенный комиссионер, скалясь, уже колотил по нему битой. Ната, загораживаясь чемоданом, пыталась пнуть его в коленную чашечку.

Несмотря на то что бойцы комиссионеры были слабые, ученикам стражей приходилось нелегко. Мошкину удалось снести две глиняные головы, отрубить четыре кисти и довести общее число отсеченных ног до пяти. Раны в корпус он не считал. Комиссионерам они не были страшны. Напротив, существовал риск, что меч увязнет, и он не сумеет его выдернуть. Сам Мошкин заработал две легкие раны и едва не повис на вилах, которые метнул в него один из комиссионеров. Спасло его лишь то, что он вовремя споткнулся.

Вскочив, Евгеша заметил, как два комиссионера выволокли из-под разбитого стола Нату и потащили ее к окну. Тащили они ее странно – за ручку чемодана, в который Ната, мало что соображая, вцепилась мертвой хваткой. Поспешив к Вихровой на помощь, Евгеша снес одному из комиссионеров голову. Второй комиссионер, которому Чимоданов отрубил топором кисть, выпрыгнул в окно. Это было сигналом к отступлению.

Комната опустела. Лишь отрубленные конечности на полу и мутные глинистые пятна повсюду доказывали, что только что здесь кипел бой. Нападавшие отступили, исчезнув все тем же способом – через выбитое стекло. Выглянув в окно, Мошкин различил внизу влажное пятно. Кажется, кто-то из комиссионеров не успел вовремя дематериализоваться.

– Надо же... фуф! Я жив! – удивленно произнес Чимоданов.

Он пыхтел как паровоз, в трубе которого застрял не в меру любопытный кочегар.

– Какой-то тупой... фуф... был бой! Конечно, это комиссионеры, но все же... фуф... странно, что мы живы... – продолжал он, немного отдышавшись.

Евгеша вытер покрытый глиной меч о шторы.

– Мне вообще показалось, что им нужны были не мы. Разве нет? – спросил он.

Ната открыла глаза и деловито оглядела поле боя.

– Да, точно. Им нужен был чемодан нашего маньячного гнома! Они все лезли ко мне, а еще точнее к чемодану!

Петруччо посмотрел на отрубленную кисть, вцепившуюся в ручку его красного чемодана.

– Не, – нервно сказал он, – ерундистика! Натурально ерундистика! Выдумали тоже!

* * *

Эдя Хаврон недовольно выглянул в окно. За окном в три ряда стояли машины. Теперь, когда преимущество скорости пропало, с высоты автобуса они казались жалкими и тесными коробочками.

– Этот проклятый автобус никуда не идет! Идиотизм какой-то! Я не удивлюсь, если водитель вылезет и оправится пить кефир. Ему-то что! Рабочий день все равно идет, – проворчал Хаврон.

– Просто мы попали в пробку. Можно подумать, ты первый день в Москве, – сказала Аня умиротворенно.

Ее голова доверчиво лежала у Эди на плече.

– Ты же сама говорила, что мы спешим. А теперь сидишь и не нервничаешь!

– Я никогда не нервничаю! Ну или стараюсь не нервничать.

– Почему?

– Повод нервничать есть всегда. А то и десяток сразу. Глупо надеяться, что когда-то наступит день, когда ни одного повода не будет. А раз так – зачем дергаться? – заявила Аня.

– А у меня наоборот. Если я в какой-то день хотя бы чуток не попсихую, значит, я уже умер, – сказал Хаврон.