Лед и пламя
Шрифт:
– Мы еще поговорим об этом, – пробормотал Скотт.
Их дискуссия явно зашла в тупик, бесполезно было останавливаться на мелочах.
– Нет! – запротестовал Ангус, чья ярость словно обрела новую силу. – Для меня эта глава закрыта. Я жду от тебя как минимум вежливого обхождения с мачехой и доброжелательности по отношению к ее детям. Никакого другого поведения я не потерплю под моей крышей!
Лишний раз он напомнил сыну, что по-прежнему оставался главой клана. Клана, который давно считал слишком ничтожным по численности и который благодаря ему только что значительно увеличился. Даже если он и собирался постепенно передать все свои дела
Скотт поднялся с места, изобразив на лице подобие принужденной улыбки, и вышел, не произнеся ни слова.
Кейт слушала, как мать расписывала ей изменения, которые собиралась произвести в ее комнате.
– Этот ужасный пожелтевший бархат мы заменим на светлый чинц [2] . Тебе нравятся цветочные узоры? Или нет, скорее это будут розовые полосы на кремовом фоне с занавесками и подушками в тон.
– Но это же все будет так дорого стоить! – воскликнула Кейт, расширив глаза от удивления.
2
Чинц – лощеная хлопчатобумажная ткань, поверхность которой производит впечатление натертой воском. Имеет особенное покрытие, придающее характерный блеск и противостоящее загрязнению, не пачкается и не смачивается водой.
– Таких проблем у нас больше не будет, дорогая. Кроме того, я должна подыскать тебе красивый туалетный столик с большим зеркалом. Мне кажется, я видела нечто подобное в одной из незанятых комнат, а муж мне предоставил возможность делать в твоей комнате все, что мне вздумается, лишь бы это было тебе по вкусу. Признайся, это очень мило с его стороны! Если ты увидишь какой-нибудь предмет мебели, который тебе понравится, ты можешь установить его здесь. Например, тебе совершенно необходим хороший письменный стол, чтобы делать домашние задания…
Она ходила взад-вперед и все говорила, говорила… Но Кейт не разделяла ее энтузиазма. Зная мать, она понимала, что та все равно украсит спальню по собственному усмотрению. Тем не менее ей и самой не хотелось бы видеть здесь этот вылинявший бархат. Неужели это правда, что они могли распоряжаться любыми вещами в особняке, которые им понравились? Кейт не была уверена, что ее «тетя», которая держала бразды правления в доме до их приезда сюда, пришла бы от этого в восторг. А Скотт, интересно, как бы он к этому отнесся?
Как только она подумала о нем, то сразу перестала слушать мать. Вот здорово, что в особняке рядом с ней будет такой приятный и милый человек. Ангус внушал девочке страх, его кузен Дэвид – тоже, Мойру она тоже слегка побаивалась, и только Скотт проявлял к ней искреннее дружелюбие.
И до чего же он привлекателен! Для девочки ее возраста он воплощал романтического героя, словно явившегося из ее любимых книг. Красивый, высокий, темноволосый, с сумрачным взглядом синих глаз, атлетического сложения, но в то же время стройный, с приятным мужским голосом и очаровательной улыбкой: не Скотт, а настоящее совершенство. Сам факт, что он считался теперь ее старшим братом, вызывал у нее восхищение.
– Ей-богу, ты опять о чем-то мечтаешь! – возмутилась Амели.
– Нет, я… думаю, что мне бы хотелось иметь еще ковер.
– Отличная мысль. Придется подыскать подходящий. Вот увидишь, как нам обеим будет здорово здесь иногда
Мать все время пребывала в уверенности, что не в состоянии справиться со своими тремя сыновьями, и охотно об этом говорила. Может, надеялась, что Ангус ей в этом поможет. По-видимому, он преуспел в воспитании Скотта, но ведь это был его собственный сын, а не три чужих подростка, чьи имена он с трудом мог запомнить.
Кстати, Джон, старший, по секрету сказал сестре, что никто из них не собирался подчиняться незнакомцу.
Однако, несмотря на свое нахальство, они все же избегали прямых столкновений с ним и покорно называли его отцом. Кейт применительно к Ангусу тоже использовала это слово, но отнюдь не выглядела при этом бунтовщицей.
– Я написала папе письмо, – робко призналась она матери. – Не могла бы ты дать мне его адрес?
– Нет у меня его адреса! – взвилась Амели. – Он прячется от меня, видимо, опасаясь, что я от него что-то начну требовать. Он давно и думать перестал о нас, бедняжечка ты моя, смирись уж наконец с очевидным!
Кейт снова почувствовала комок в горле, тот, что у нее обычно предшествовал слезам. То, как мать говорила об отце, делало ее несчастной, она не хотела верить, что он настолько злой и подлый.
– В жизни никогда не надо оглядываться назад, это почти всегда бесполезно, – продолжала Амели. – Так как твой отец нас игнорирует, то и не стоит больше думать о нем. Радуйся тому, что мы здесь, что у тебя будет прекрасная жизнь и отныне ты будешь вести новое привилегированное существование. Могла ли ты представить даже во сне, что будешь иметь для одной себя большую спальню, да еще с таким чудесным видом? Все, что ты видишь из окна, принадлежит Ангусу, а сейчас – ты часть его семьи. Вскоре ты станешь одной из самых завидных невест в округе, вот посмотришь! Тебя будут всюду приглашать, тебя…
– Куда приглашать, мама? Здесь же вокруг ничего нет, это настоящая пустыня!
– Это наши угодья, надо различать такие вещи. И конечно же, в соседних поместьях находится множество людей. Глазго не так уж далеко отсюда, и как только ты научишься водить машину, ты ее получишь. Ну а пока я могу тебя туда отвезти. Там есть театры, музеи, столько разных магазинов! Это уже не тот чисто промышленный город сорокалетней давности: он стал современным, модным, говорят даже, что именно там находится лучшая музыкальная сцена Великобритании.
Кейт вздохнула, вспоминая Париж и подруг в Люксембургском саду, подумала о своих мечтах, которые она собиралась осуществить и которым так и не суждено будет сбыться.
– Послушай, дорогая, – примирительным тоном добавила мать, – ты же ничего не знаешь о Шотландии. Как и все англичане, твой отец не любил шотландцев, он их высмеивал, ничего толком о них не зная, рассказывал всякие нелепицы. На самом деле эта страна – прекрасна, и ты обязательно со временем ее полюбишь.
Отец? Кейт что-то не припоминала, чтобы тот когда-либо упоминал Шотландию – тему, которая якобы не должна была его интересовать. Нет, она не была заранее настроена против этой страны, в которую приехала, но перемена оказалась слишком резкой. Покинуть Париж ради Лондона было бы еще туда-сюда, но попасть в эту безбрежную «пустыню», простиравшуюся до бесконечности, кое-где усеянную холмами и кипами деревьев, с морем вместо горизонта…