Лёд моих диких снов

Каирами Ника

— Идите внутрь, девчонки, — предложил Андрей, не настойчиво подтолкнув Верку к дверям. Этот жест от меня не укрылся, ровно, как и тревога в его взгляде. — Идите-идите. Нам поговорить нужно.

Нехотя, с небольшой заминкой, но она все же ему уступила. Надо же, какие мы покорные с теми, с кем не надо…

— И о чем ты хочешь поговорить, птица-говорун?

— О Вере, к примеру.

— А что о ней говорить? Моя и точка.

— Я люблю ее, — он наконец осмелился произнести это вслух спустя несколько лет.

— Я тоже. Дальше что?

— Вы расстались, я правильно понял?

Запрыгнув

на перила, прикурил. Выдохнул, внимательно следя за тем, как дым прибивает к земле влагой. После перевел взгляд на брата.

— Расстались — сойдёмся. Не впервые.

— Может, предоставишь ей право выбора?

— Думаешь, тебя выберет? — Я даже не пытался скрыть насмешки, что Андрюху моментально вывело из себя. Хотя он и старался это скрыть, я знал его как облупленного.

— А чем я хуже?

— Дай подумать. Живёшь с матерью. Перебиваешься с копейки на копейку. Начало уже плачевное. Продолжать?

— По крайней мере, я уверен в завтрашнем дне. А у тебя этого дня нет. У тебя вообще ничего нет, кроме лживых понтов и кровавых бабок. Кем бы ты был сейчас, если бы не Рустем?

Скрыв внутреннюю ярость за слабой улыбкой, легко соскочил с перил. Андрей напрягся, приготовившись к драке. Подойдя поближе, от души хлопнул его по плечу.

— Не прослезило, Андрюша. Может в другой раз?

Спрятав в карманах кулаки, спокойно вошёл в фойе. Даже не обратил внимания на притихших в стороне подружек, просто прошел мимо.

… 2007 год.

Вечер. Я собираюсь на свидание к Вере, намереваясь свалить из дома до того, как там объявится мать или Андрей.

Щелчок. Входная дверь со скрипом открылась и через секунду захлопнулась.

Всхлип. Ещё один. Скулеж, срывающийся на вой.

Мать сидит на полу в темноте прихожей и, обняв свою сумку, беззвучно трясется.

Припомнить бы хоть один момент, когда она была такой… Что такого должно было произойти, чтобы наша железная леди рвала на себе волосы в истерическом припадке?

— Что случилось?

Присев возле нее на корточки, уловил прерывистые тяжёлые вдохи.

— Андрей… Он…

— Что с ним?

Судя по ее рыданиям, он уже на полпути к царствию Аида.

— … в коме… Подрался… в реанимацию привезли… а там черепно-мозговая…

Внятно разобрать ее завывания у меня не вышло. Хватило и того, что услышал. Лёгкие как-то сиротливо сжались и первый вдох дался с трудом, словно через двадцать слоев марли. Поднявшись на ноги, попытался отыскать свои кроссовки. Едва только их нашарил, мать вцепилась в меня мертвой хваткой.

— Ты куда? Не уходи! Слышишь? Я тебя не пущу!

Холодные пальцы

слегка подрагивали на моем запястье. Липкий, сосущий, тянущий страх медленно прошёлся вдоль спины, заставив каждый волосок на моем теле подняться дыбом. Что-то действительно жуткое было в ее голосе и этом ледяном захвате.

— Успокойся. Приду скоро. — Легко скинув с себя ее пальцы, обулся, всем естеством чувствуя какую-то непонятную усталость.

— Куда ты?

— Сказал, приду.

— Андрей!

— Дима я, — бросил сквозь зубы, проталкиваясь на лестничную клетку.

На подходе к Максу, зарулил в круглосуточный киоск у его двора. Без разбора протянул какую-то купюру в окошко.

— Пачку сигарет.

— Восемнадцать-то есть? — Ехидно уточнила размалеванная покровительница ночных забулдыг.

— Деньги лишние что ли?

От моей резкости ее самодовольность знатно подкосило.

— Какие сигареты?

— Да какая хрен разница?

Пачка прилетела едва ли не в лицо. Проглотил. Не до того. Стащив с прилавка зажигалку, пошел дальше, не обращая внимания на крики о сдаче. Это был первый раз, когда я взял в зубы сигарету. Лёгкие скрутились от затяжки. Не обратил внимания. Сделал вторую.

— Куришь, спортсмен? Какого черта произошло, можешь нормально объяснить?

Макс с непониманием переводил взгляд с меня на тлеющий окурок в моих пальцах.

— Малому позвонил?

— Сейчас будет. Наехал что ли кто-то? Рожа цвета земли.

— Андрей в реанимации.

— С какого перепугу?

В глазах Макса застыла неподдельная тревога за друга, которым Андрей ему и являлся. Мой ненавистный братец, вызвавший расположение каждого в моем окружении, но только не мое.

— Хз. Мать говорит, в коме. Отхреначил кто-то.

— И что теперь?

— Позвонил пацанам. Говорят, поинтересуются.

Стрельнув окурком в сторону, внимательно проследил за фейерверком искр. В этот момент в мозгу не возникало ни одной мысли о том, что вся эта ситуация мне по боку. Месть казалась настолько целесообразной, что я даже не усомнился в правильности своих намерений.

Малой подъехал спустя минут десять. К тому моменту у меня уже была информация о тех, кто уложил моего брата и об их местонахождении.