Лед
Шрифт:
Когда они закончили, он первым зашел за ограждение и наклонился над следами.
— Сорок пятый или сорок шестой размер. Девяносто девять процентов, что здесь был мужчина.
— По мнению техников, это дорожные ботинки, — сказала Циглер. — Тип, который их носит, сильней обычного опирается на каблуки и на внешнюю сторону подошвы. Но это незаметно никому, кроме ортопеда. Еще есть характерные дефекты здесь, здесь и здесь.
От отпечатков пальцев следы обуви отличаются не только протектором подошвы и размером, но и целой серией мелких дефектов, появившихся в ходе износа. Это потертости, кусочки гравия,
— Вы предупредили месье Ломбара? — спросил Сервас у Маршана.
— Да, хозяин очень подавлен. Он прервал пребывание в Штатах, хочет вернуться как можно скорее и сядет в самолет сегодня вечером.
— Следовательно, конюшней распоряжаетесь вы?
— Конным центром.
— Сколько человек здесь работает?
— Наш центр не так уж велик. Зимой нас четверо. Все работники более или менее многофункциональны. Ну, скажем так, есть я, еще конюх и Эрмина, которая выполняет обязанности грума при Свободном и двух других лошадях — она, кстати, переживает больше всех, — и тренер по верховой езде. Летом мы нанимаем дополнительный персонал: тренеров и проводников для походов, сезонных рабочих.
— Сколько людей ночует здесь?
— Двое: конюх и я.
— Сегодня все сотрудники на месте?
Маршан обвел следователей глазами и ответил:
— Тренер в отпуске до конца недели. Осень — мертвый сезон. Не знаю, пришла ли сегодня Эрмина. Она очень расстроена. Пойдемте.
Они перешли двор и направились к самому высокому зданию. У входа Сервасу ударил в ноздри запах лошадиного навоза. Его лицо сразу покрылось тонким слоем пота. Они прошли через помещение, где хранились седла, и оказались у входа в большой крытый манеж. Там всадница занималась с белым конем, который выполнял все приказы с бесконечным изяществом и грацией. Конь и всадница словно составляли единое целое. Белая шкура коня отливала голубизной, издали его грудь и морда казались фарфоровыми. На ум Сервасу пришел образ женщины-кентавра.
— Эрмина, — позвал главный управляющий.
Всадница повернула голову, направила коня к ним и спешилась. Сервас заметил, что у нее красные, опухшие глаза.
— В чем дело? — спросила она, поглаживая шею и морду коня.
— Поищи Эктора. Полиция хочет вас допросить. Приходите ко мне в кабинет.
Она молча кивнула. На вид ей было не больше двадцати. Ниже среднего роста, миловидная, с мальчишеской повадкой, волосами цвета сырого сена и с веснушками. Полными боли глазами она быстро взглянула на Серваса и пошла, опустив голову и ведя за собой коня.
— Эрмина обожает лошадей, она великолепная наездница и прекрасный тренер. Славная девчонка, но с таким жутким характером… Ей, конечно, надо немного повзрослеть. Она занимается Свободным с самого его рождения.
— А в чем это заключается? — поинтересовался Сервас.
— Вставать ни свет ни заря, ухаживать за конем, чистить его, кормить, выгуливать, успокаивать. Грум — это всадник-нянька. Эрмина занимается
— А кто такой Эктор?
— Он из нас самый старший, всегда тут работал. Намного раньше меня и нас всех.
— Сколько у вас лошадей? — спросила Циглер.
— Двадцать одна. Чистокровные французские скаковые и один голштинец. Из них четырнадцать наши, а остальные живут у нас. Мы берем лошадей на пансион для тренировок, а также жеребящихся кобыл.
— Сколько у вас боксов?
— Тридцать два. Еще один родильный бокс площадью в сорок квадратных метров с видеонаблюдением. Плюс гинекологические горизонтальные загончики, помещения для оказания медицинской помощи, два стойла, центр осеменения, два ипподрома с профессиональными полосами препятствий, восемь гектаров огороженных выгонов и дорожка для забегов.
— У вас очень хороший центр, — заключила Циглер.
— И по ночам только вы вдвоем за всем присматриваете?
— Каждый бокс снабжен системой сигнализации, а здания тщательно запираются. Ведь лошади дорого стоят.
— Вы ничего не слышали?
— Нет.
— Вы принимаете какое-нибудь снотворное?
Маршан бросил на них пренебрежительный взгляд.
— Здесь не город, спится хорошо. Жизнь тут идет в естественном ритме, как ей и подобает.
— Никакого подозрительного шума? Ничего необычного? Ничто вас среди ночи не разбудило? Постарайтесь вспомнить.
— Я уже об этом думал. Если бы что-то было, я бы вам сказал. В таком месте, как это, всегда присутствуют какие-то шумы: лошади топчутся в боксах, деревья в лесу скрипят. Тут же лес близко, значит, тишины не бывает. Часто лают Сиско и Энцо.
— Собаки, — сказала Циглер. — А какой породы?
— Кане корсо.
— Что-то их не видно. Где они?
— Мы их привязали.
Две собаки и система сигнализации.
Два человека на территории.
Сколько весит конь? Сервас вспомнил, что говорила Циглер: больше ста килограммов. Не может быть, чтобы те, кто сюда явился, пришли и ушли пешком. Как же им удалось убить коня, обезглавить его, погрузить на машину и незаметно увезти, при этом не разбудив ни обитателей центра, ни собак? Да и сигнализация не сработала… Сервас ничего не понимал. Ни собаки, ни люди в конном центре никак не среагировали, да и охранники на станции тоже. Но такого не могло быть.
Он повернулся к Циглер, но обратился не к ней, а к Маршану:
— Можно попросить ветеринара взять у собак кровь на анализ? Той ночью они были на воле или привязаны?
— Они всегда на улице, но на длинной цепи. Никто не может пройти к боксам, миновав их клыки. Лай обязательно разбудил бы меня. Вы думаете, им тоже что-то дали, чтобы уснули? Это меня удивляет. Утром они проснулись в совершенно нормальном состоянии.
— Это подтвердит токсикологический анализ, — отозвался Сервас.
Теперь он задался другим вопросом. Почему усыпили коня, а не собак?