Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь
Шрифт:
Лорд Гамильтон умер, теперь ничто не могло помешать влюбленным перевезти маленькую Горацию в Мертон. К тому же девочка все еще не крещена. Но как объяснить друзьям, что это за ребенок, если ее появление на свет скрывали от всех? К тому же Эмма была снова беременна, и это дитя зародилось в ней еще до смерти лорда Гамильтона. Что говорить о будущем ребенке? В способность едва живого лорда зачать дитя никто не поверит, признаться, что это ребенок Нельсона, тоже нельзя. Роды должны пройти в начале января, даже если сделать вид, что они раньше срока, получается, что Эмма прямо из фамильного склепа
Как ни крути, признаваться в беременности нельзя. Это будет ее третий ребенок, и третий незаконнорожденный. Эмма рыдала: неужели ей не суждено, как другим женщинам, гордиться растущим животиком, рождением ребенка, своей материнской ролью? Неужели снова придется видеть дитя изредка и стыдливо отводить глаза в ответ на его «мама»?
Конечно, нужно было признаться лорду во всем, он же прекрасно понимал, что жена в положении, и что родила, тоже понял, Гамильтон добрый, и он тоже любил Нельсона, лорд признал бы ребенка своим! Но время упущено, и теперь Горация ничья. И следующий ребенок тоже будет ничьим…
Нельсон возмутился:
— Как это ничьим?! И Горацию я признаю своей! Ее нужно крестить. А второе дитя, если будет девочка, ты обязательно должна назвать Эммой.
Почему она вздрогнула? Нельсон сжал руку любимой:
— Конечно, Эммой! В честь ее прекрасной матери. О, я представляю, какой красивой будет эта малышка.
— Лучше малыш…
— Согласен! Согласен на еще много малышей и малышек.
Эмма так и не призналась, что одна дочь с таким именем у нее уже есть, Нельсон ничего не знал о маленькой Эмме, которая, впрочем, маленькой уже не была…
Удар следовал за ударом.
Гревилл заявил, что из положенных по завещанию восьмисот фунтов для Эммы и миссис Кэдоган счел возможным вычитать налоги, в результате оставалось немногим больше семисот.
Эмма бушевала:
— Подлец! Получил все мое и после этого урезает даже оставшиеся крохи!
Чарльз в ответ пожимал плечами:
— Почему я должен оплачивать чужие налоги? Неужели недостаточно того, что эта женщина почти два десятка лет каталась как сыр в масле и наставляла моему дяде ветвистые рога?
Он объявил, что согласен взять на свое обеспечение миссис Кэдоган, но при условии, что та поселится в шотландском имении и перестанет общаться с дочерью.
Эмма со злости разбила драгоценную вазу, которую можно было выгодно продать, получив полугодовое содержание. Эта ваза принадлежала Нельсону, а потому взъяренную женщину никто не укорил.
— Горацио, а если бы все это древнее барахло стояло внашем доме, а не было оставлено на Пиккадилли, мысмогли бы на него претендовать?
Нельсон пожал плечами:
— Не думаю, у коллекционеров каждый черепок на учете независимо оттого, где он находится.
— Боже мой, боже мой! Неужели куча вот этих камней с вулкана может иметь какую-то ценность?! Если бы я знала, то везла бы из Неаполя не платья или ноты, а камни, черепки и прочую дрянь!
Эмме не приходило в голову, что «дрянь» куда более ценна, чем ее платья, и «черепки» прежде нужно раскопать и разыскать.
Через месяц после
Два таких удара за один день — завещание лорда Гамильтона, оставлявшее ее со скромными средствами, и вызов Нельсона на службу — слишком много даже для непотопляемой Эммы. Она боялась, что этот поход станет для Горацио последним.
А потом было рождение еще одной девочки, все же названной Эммой по настоянию Нельсона и умершей почти сразу. Эмма рыдала, считая, что в смерти ребенка виновато имя, потому что дочь Эммы по имени Эмма уже есть, в мире не должно быть еще одной. Кроме того, судьба упорно не давала ей сына.
А еще леди Гамильтон явственно ощутила, что вокруг рушится все.
Нет, Нельсон ежедневно писал сумасшедшие письма на многих листах, она отвечала тем же, казалось, почта флота Англии работала на этих двоих, но как могло быть иначе? Они жили друг дружкой уже столько лет, но их чувства не ослабевали. Нельсон, и только Нельсон, он самый умный, самый смелый, самый замечательный!..
Нельсон отвечал тем же: Эмма лучше всех, она самая красивая, самая лучшая женщина на свете!
Стены Мертона увешаны портретами этих двоих, везде взаимные восхваления, гимны и дифирамбы, на которые друзья смотрели с легкой усмешкой, а чужие насмехались откровенно. Адмирал Нельсон болен фанфарной болезнью, он стал слишком зависим от восхвалений, мало того, требовал, чтобы вместе с ним возносили до небес и его подругу.
Сама совместная жизнь в Мертоне скандальна, ведь теперь рядом с ними не было прикрывающего все лорда Гамильтона. Эмма вдова, а Нельсон по-прежнему женат. Даже видимость приличий больше не соблюдалась. От пары все больше отворачивались знакомые. Нельсон успокаивал любимую:
— Зато остаются только проверенные друзья.
Пройдет немного времени, и этих проверенных друзей тоже не останется; правда, Нельсон такого уже не увидит.
Они бросили вызов обществу, презрев все его правила и каноны, они желали любить свободно, забыв о том, что общество такого презрения не прощает. Это было бы вполне возможно где-то в другом месте, но не в Англии, и без того уставшей от любовных скандалов наследника престола, от безумных трат принца Уильяма на фавориток, от попрания приличий. Нельсон и леди Гамильтон плевали на общество, общество в ответ плевало на них.
Последствия испытает на себе Эмма.
Два года бесполезно прогонявшись по морям за французским флотом, Нельсон попросился на берег в отпуск.
Маленькую Горацию забрали в Мертон, теперь уже можно. Но Эмма так и не призналась в своем материнстве, а вот Нельсон удочерил девочку.
Судьба подарила им еще несколько дней счастья…
Но уже запущен механизм гибели, из двух мужчин, бывших при ней, не мог оставаться один. Десять дней счастья в Мертоне с любимой женщиной и маленькой дочерью… Это все, что дала Нельсону судьба.