Леди и война. Цветы из пепла
Шрифт:
Ему позволили договорить. И встать на ноги. Чужак оказался рядом. При нем не было оружия, да и нужно ли оно тому, кто способен руками хорошую южную сталь ломать?
Хрустнула шея. Провернулась голова и упала на песок.
Покатилась оставляя кровяный след. А массивное тело Бергтора еще несколько мгновений просто стояло. Потом и оно рухнуло…
Тихо стало.
Только женщина с ножами вдруг оказалась перед лавкой, становясь между людьми и Бьярни. Хотя, конечно, не Бьярни она защищала.
– Уберите
Молчали ярлы. Переглядывались. И Бьярни знал все их мысли. Поднялся он, опираясь на руку Сольвейг, и вышел в круг. Пусть бы и отвернулась от него удача, но разум Медвежья лапа не утратил. Все это знали.
– Уберите оружие, – повторил он слова чужака. – И вернетесь домой. Скажете своим женам и дочерям, что нет больше Бергтора, что не придет он и не скажет, чтобы отдавали зерно и мясо, не потребует шкуры и эль, не заберет для себя и своего хирда женщин.
Слушали Бьярни.
– Бергтор был свиреп и силен. Но он теперь мертв. И ты, ярл Трюри, думаешь, что твоих людей хватит, чтобы занять его дом. И о том же думает ярл Хьялви. А ты, Атни, вспомнил небось, что одной со мной крови и прав имеешь больше, нежели прочие. Но много ли радости будет с того, что станете вы воевать друг с другом?
Молчат. Знают, что равны по силе. И все же слишком заманчиво надеть на голову золотой обруч, сесть на белую турью шкуру, что расстилают на плоском камне, и назвать себя конунгом.
– Чужаку предлагаешь все отдать?
Знаком указал Бьярни на топор. И Сольвейг подняла расколовшееся лезвие над головой, чтобы все видели.
– Он сильнее любого из вас. И если кто желает вызов бросить, то пусть скажет.
Смотрели ярлы на топор. Друг на друга. На Бьярни.
– Некогда в Доме-на-холме жили люди с желтыми глазами.
Бьярни не видел чужака, но если тот не останавливал, то значит, Медвежья лапа правильно все делал. Его послушают, хотя бы задумаются над тем, что Бьярни говорит.
– Они были сильны, много сильнее любого человека. А еще ни железо, ни огонь, ни яд не способны были причинить этим людям вреда.
Думайте, ярлы. Вспоминайте. Не одна Алва сказки рассказывала.
– Дом-на-холме мертв, – сказал Хьялви, отмахиваясь от жены, которой вовсе не хотелось овдоветь до срока.
– Спит. Просыпается. – Чужак встал рядом с Бьярни и, взяв кусок топора, раскрошил в ладони. – Это мой дом. Здесь. Пойдете против меня – умрете.
Он потер шею, на которой проступало лиловое пятно.
– Примете мою руку – и останетесь живы.
– И что ты попросишь? – подал голос Трюри, прикидывая, что сумеет отдать на откуп.
– Десятую часть мяса, зерна, шкур, всего, что ты получаешь от моря или земли. И седьмую часть добычи, которую ты привезешь из похода. То, что принадлежало ему, –
Это было верно и по закону.
Они согласятся.
Бьярни зажмурился, вспоминая и другие истории. О том, что желтоглазые люди слышали море, а море приводило к островам косяки толстой сельди, и свирепых касаток, чей жир и мясо способны были накормить многих людей…
…да, это был хороший день. И Бьярни шепнул дочери:
– Иди домой.
По одному подходили ярлы и, сгибая спину, протягивали оружие чужаку, клянясь, что никогда не обратится оно против него.
Резали руки, проливали дареную кровь.
И когда последние капли упали на плоский камень, сказал Бьярни так:
– Отпусти их. Пусть завтра вновь откроется тинг. И тогда принесут они тебе дары, а с ними жалобы и просьбы.
– Похоже, мне пригодится разумный советник. – Чужак усмехнулся и снова шею поскреб. – Ты знаешь, о чем будут просить?
– Я пятнадцать тингов сидел на плоском камне.
– Тогда еще некоторое время посидишь рядом.
Он обнял женщину, а та принялась что-то вполголоса выговаривать, вытирать ладони платком. Все ж таки странные у них обычаи, если не боится такому под руку лезть. И Бьярни подумал, что и чужаку вряд ли ведомы местные.
– Тебе надо решить, что ты будешь делать с женами Бергтора.
– Ничего. Пусть идут, куда хотят.
– Так нельзя. Они не проживут зимой одни. Ты убил их мужа и теперь должен кормить их. Или отдай, или убей, или оставь себе – твоей жене нужна будет помощь по дому. Бросать не принято.
Женщина в шубе сначала нахмурилась, а потом засмеялась.
Уверена, что не променяет ее желтоглазый? У Бергтора красивые жены, куда как красивей этой, тощей и темной.
– Сколько их?
– Четырнадцать.
И Сольвейг бы стала пятнадцатой.
– Там, у камня, стоит Кайса. Посмотри. Она молода. Сильна. Красива. У нее белые волосы и синие глаза. Многие ездили к ее отцу, везли богатые дары…
…и Кайса, зная о своей красоте, не страшится будущего. Стоит прямо, шубу скинула, позволяя оценить гибкий стан, полную грудь и широкие бедра. На руках ее – золотые браслеты. На шее – тяжелые ожерелья. В светлые волосы драгоценные камни вплетены.
Нет, не сомневается Кайса, что и в новом доме станет хозяйкой. Вот только вспомнилась отчего-то голова Бергтора, на песок летящая.
– Если сам не хочешь, подари ее Трюри, он Кайсу для сына сватал…
…с черноволосой Кайса точно не уживется. Попробует приворожить чужака, а там, глядишь, еще до какой глупости додумается. Хуже нет обиженной бабы под боком…
– С остальными ты тоже знаешь, что делать? – Чужак отвел взгляд от Кайсы и подал знак той, которая с ножами. – Идем. Расскажешь по пути.